Дежурный по континенту

В патио вышла какая-то баба и приблизилась к ним. Бурлак, тут же отвернув лицо, привстал, вернее, слегка оторвал афедрон от кресла и плюхнулся обратно. Голова кружилась – то ли от виски, то ли от жары, то ли от нервного напряжения. На бабу он старался не смотреть. Здесь, в Маньяне, это не принято. Особенно в горной местности. Могут и по шее накостылять за интерес к чужим бабам.

– Тебе и твоему гостю сварить кофе? – спросила женщина хриплым голосом.

– Не надо, милая. Мы уже почти договорили, – бархатно сказал дон Фелипе.

Она в упор посмотрела на Бурлака. Тот тоже поднял глаза.

Это была она.

Твою мать, подумал Бурлак. Тебе. Тебе!!! Афедрон забил тревогу. Тут не надо быть, японский городовой, филологом-испанистом, чтобы понять, что означает это, блин горелый, тебе. А мы-то, два мудозвона!.. Ребята, надо на хер сматываться.

Ага, сматываться. А этот-то бродит там по подвалам, ищет её. А что делать? Даже если я дам ему сигнал – он там, она здесь – что мне, одному сматываться?

Собственно, об этом было говорено. Что Бурлак ответственности не несет, если Иван через две минуты после сигнала не залезет в свой тайник между карданным валом и бензобаком, или хотя бы в салон пикапа. Но как же его одного тут оставить – на верную погибель?.. Либо от ракет американцев, либо от навах подручных этого Ольварры.

Да и денег, ежели Иван тут, извиняюсь, сгинет, никто Бурлаку никаких не заплатит.

Иван просунул голову в приоткрытую дверь и следом просочился туда сам. Квадратную комнату тускло освещала лампа без абажура. Два стула, пыльный бетонный пол, стол, кровать, застеленная лысым одеялом, пепельница с раздавленным окурком. Пахло чем-то кислым. Ничего женского. Непохоже, чтобы здесь когда-нибудь держали её. Возможно, здесь была охрана. Тогда должна быть ещё одна дверь.

Иван присмотрелся и обнаружил эту дверь в дальнем углу. Вот тут-то сердце-то у него забилось! Он вытащил из-за пояса штанов пистолет, предохранитель сдвинуть, конечно, забыл, держа оружие стволом кверху, подошёл на цыпочках к двери, толкнул её. Она оказалась не заперта.

За дверью было совсем темно. Иван прокрался внутрь, закрыл за собой дверь, зажёг фонарик. Эта комната оказалась совсем крохотной – метров девять. Ещё одна койка, стул – больше ничего. Что, неужели здесь?..

Где же она? Что с ней сделали?

Тут Иван услышал шаги и погасил фонарик. Страха как не было, так и не было. Злость – да, была. Так бы и засветил в лоб, кто бы ни вошёл. Тут он вспомнил про предохранитель на рукоятке пистолета, а также про то, что надо дослать патрон в патронник, но делать этого не стал, чтобы не нашуметь. Кто-то вошёл в первую комнату, и тут же заскрипели пружины кровати.

Вот это да! Ивана прошиб пот, на этот раз – холодный. Заперли. Теперь без драки хрен уйдешь. Ну, влип, блин. Влип же! Он опустил пистолет и осторожненько присел на стул.

…И зазвонил телефон!

Ольварра поднял трубку, коротко квакнул туда и стал слушать что ему говорят. По тому, как закабанела его физиономия, Бурлак понял: звонит доблестное ЦРУ. Поняв это, он встал и быстрым шагом прошёл в дверь, за которой скрылась девушка.

В нормальных обстоятельствах этот поступок наверняка стоил бы ему головы. Но какие, к чёрту, нормальные обстоятельства, когда через пять минут здесь начнётся светопреставление. Владимир Николаевич краем глаза отметил, что Ольварра, даром что был занят самым важным в своей жизни телефонным разговором, вытаращил на своего гостя глаза и поперхнулся от такой неслыханной наглости.

На грани фола, подумал Бурлак. На грани фола. Уже не то что не восемьдесят процентов, а и об обратной пропорции речи не идёт. Рискую как юный эпилептик с гранатой в зубах посреди фашистского логова. Дай бог пять процентов остаться в живых…

Агату он нашёл в третьей по счёту комнате. Она вскинула на него свои печальные виноградины, и рука её недвусмысленно дёрнулась. По счастью, её отношения с Ольваррой всё же не успели зайти настолько далеко, чтобы он разрешил ей бродить по своему дому с заряженным револьвером. Иначе не жить бы полковнику Бурлаку.

– Спокойно, девочка, – сказал Бурлак, тяжело дыша от напряжения. – Мы приехали за тобой. Я и твой Иван.

– Иван?.. – удивлённо переспросила Агата.

– Иван, Иван. Твой муж.

– Где же он? – спросила Агата и как-то усмехнулась.

– Бродит по подвалу, ищет тебя. Беги туда, не теряя ни секунды. Хватай его и садитесь в машину. Через пять минут здесь начнётся третья мировая война…

– Но я не могу…

– Что не можешь?

– Почему я должна тебе доверять?

– Да потому что я про тебя знаю всё, Габриэла Ореза, она же комсомолка Агата! И про папашу твоего Орезу, русского шпиона – всё знаю!

– Но я всё равно не могу сейчас бежать. У Ольварры перед нашим движением есть обязательства, которые он пока не исполнил. Я не могу предстать перед товарищами…

– Какое движение, идиотка! – вскричал Бурлак. – На том свете ты предстанешь перед своими товарищами!..

– Не ори на меня. О каком Иване идет речь? Который погиб?

– Какое погиб! Я же говорю – бродит по подвалу, живёхонек. Ищет тебя…

– Я тебе не верю…