Дежурный после полуночи

Алексей Шаронов Дежурный после полуночи

Главное достижение любой цивилизации – её гибель

Глава первая

Всего лишь история

Первые взрывы прогремели 23 мая. Яркие вспышки в небесах в мгновение ока затмили всю историю человечества. Половина мира тонула в огне, а в саду было так спокойно. Ох, мой старый садик: пруд, высыхающий почти до дна каждый июль; яблони, посаженные ещё дедом; выгоревший на солнце домик и просевший в землю сарай. Сколько раз я перелазил через тот дощатый забор, ленясь пройти пару лишних метров до калитки. Сколько раз нырял в кучу скошенной травы у колодца…

Мы не получили никаких известий или оповещений – связь пропала раньше. Обычное дело для глубинки, лишь Ольга Семёновна бродила по улице, ворча, что не сможет посмотреть новости перед сном. Облака отдавали розоватым заревом, ветер резвился среди зарослей борщевика в поле. Соседский мальчишка всё пытался уговорить седого пса вылезти из будки и принести палку. Похолодало. Я отправился в дом, растопил печку и невольно уснул. Назавтра предстояло вывезти старую мебель, вычистить чердак и договориться о перекладке крыши.

Настойчивые удары в дверь вырвали меня прямиком из кошмарного зачёта по фармакологии. Столько лет, а мне всё ещё снятся экзамены. Точнее, снились. Едва продрав глаза и поднявшись с дивана, я щёлкнул выключателем. По-прежнему темнота: электричества не было. К нетерпеливым ударам добавился испуганный женский голос: «Николай, откройте, это Людмила!» Её муж поехал выяснить, почему деревня осталась без света, и вернулся мертвенно бледным. Через четверть часа почти все жители собрались в центре селения: в свете фар стояло около полусотни человек. Кто-то, даже не дослушав, махнул рукой и ушёл домой. Татьяна кричала, что её муж набьёт всем морды за такие шутки. Дмитрий судорожно пытался дозвониться до сына и внуков. Будь на улице светлее, мы бы заметили на горизонте чёрные столбы, устремлённые в небо, словно руки Атланта. Наши склоки и крики прервал армейский бобик с пареньком-рядовым за рулём. Мальчонке едва стукнуло восемнадцать, лишь неделю назад успел дать присягу. Как же его звали… Миша? Митя? Точно что-то на «М». В общем, Миша был единственным в ближайшей части, кто знал здешнюю глухомань и при этом умел водить. Его дыхание было таким тяжёлым и прерывистым, будто бежал к нам на своих двоих. Всё спрашивал, ловит ли у кого-то из нас сеть, чтобы позвонить родителям. Что в действительности произошло, юноша нам так и не сказал: полагаю, он и сам тогда ничего толком не понимал. Нам передали распоряжение об эвакуации и приказали срочно направляться в ближайший пункт сбора.

Полигон, построенный ещё в шестидесятых, встретил меня белыми огнями прожекторов и строгими рядами зелёных палаток. Сотни взволнованных гражданских стояли в очередях, подобно цепочкам муравьёв. Любые попытки разузнать хоть что-то у солдат, из раза в раз пресекались заевшей пластинкой: «Проходите на регистрацию, дальше вам скажут, что делать». Тут и там звучали предположения о случившемся: «Да я зуб даю, это Балаковская!» – «Господи, что же теперь будет?!» – «Да у них никогда не хватило бы духу напасть!» Матери крепко прижимали к себе сонных детей, а за проволочным забором скулили оставленные на привязи животные. То и дело подъезжали новые машины, пополняя нашу бетонно-брезентовую колонию. К рассвету она насчитывала уже несколько тысяч человек. Передо мной стоял механик из Сосновки с женой и двумя дочерями, позади – одинокий скорняк с огромным походным рюкзаком, набитым башмаками. Неугомонный был мужик, всё норовился продать окружающим пару оксфордов, несмотря на многократные отказы.

Проведённая на ногах ночь заменила страх усталостью. Даже мальчишки-солдаты еле сдерживали зевоту и, не глядя на подошедшего, монотонно называли эшелон, номер колонны, время отправления и пункт назначения. Прошедшие регистрацию облегчённо выдыхали, ошибочно полагая, что худшее позади. Когда достаточно посветлело, мы увидели вдалеке огромные чёрные облака: одно на севере, пару на юге и почти полностью залитое тьмой небо на западе. Толпа начала сходить с ума, отовсюду послышались вопли и плач. Одни рванули к машинам, другие – в истерике попадали на землю. Кто-то просто безумно визжал и обвинял во всём не менее испуганных военных. Раздались предупредительные выстрелы. Когда беспорядок прекратился, нам, наконец, рассказали то немногое, что вообще было известно.