Дезинформация

Вне всякого сомнения, Сталин хотел, чтобы Миндсенти арестовали, сфабриковали против него дело и «устранили» – не обязательно путем физической ликвидации, поскольку это могло вызвать недовольство на международном уровне. Достаточно навсегда убрать Миндсенти с общественно-политической сцены, унизить физически и измучить психологически до такой степени, чтобы он больше не мог вставать на пути у коммунистических руководителей. Со времен войны проверенным методом советского режима являлась клевета на врагов по обвинению в симпатиях к нацистам. Предстоятель католической церкви в Венгрии, однако, пользовался широкой популярностью, так как использовал возможности церкви для защиты евреев, публично неустанно осуждал нацистов, сидел в тюрьме при профашистском правительстве «Скрещенных стрел». Для подтасовки фактов требовалась какая-то иная, более правдоподобная причина.

Когда сотрудники советской службы безопасности и их подмастерья в зависимых странах Восточной Европы получали указание подтасовать факты в отношении кого-либо, а другими словами, изменить его прошлое и общественное мнение о нем, то в первую очередь они старались собрать о своем объекте как можно больше информации: куда он ездил, с кем общался, какие письма и документы исполнял. Особый интерес для них представляли документы с образцами его почерка и подписи {230}. С учетом этой задачи 23 декабря 1948 года отряды полиции ворвались в резиденцию Миндсенти и методично обыскали каждую комнату, обращая особое внимание на архивы. Полиция при этом утверждала, что обыск связан с делом доктора Закара, секретаря архиепископа, находившегося под арестом. Во время обыска Миндсенти его мать, находившаяся у него в гостях, и трое местных священников оказались заперты в тесной столовой. Когда полиция завершила свою работу, от Миндсенти потребовали подписать протокол обыска. Он отказался и, воспользовавшись случаем, выразил протест в связи с арестом двух священников епархии.

После обыска начальник канцелярии архиепископа доктор Дьюла Матрай сообщил Миндсенти, что в резиденции вместе с полицией был его секретарь, доктор Закар, который помогал осматривать помещения. По словам доктора, поведение Закара отличалось странностью: он повсюду бегал, непрестанно смеясь, со странным выражением лица и непонятным взглядом. Архиепископ мог лишь предположить, что Закар, возможно, был избит и находился под наркотическим воздействием. Таким образом его склонили к сотрудничеству. Матрай доложил также следующий факт: обыскивая архивы, полиция проявила особый интерес к коллекции металлических тубусов. Цилиндры различной длины и диаметра использовались для хранения важных бумаг епархии – таких, как свидетельства о собственности, документы, чертежи, планы – и защиты их от пыли и влаги. Один пустой тубус полиция забрала с собой. Позже, на судебном процессе, власти утверждали, что Закар сообщил о специальном тайнике, якобы преступное содержимое которого можно представить суду.

Вечером 26 декабря 1948 года большой отряд полиции шумно подъехал к резиденции архиепископа. Полковник службы безопасности Дечси в сопровождении восьми или десяти своих людей ворвался в покои Миндсенти, возносившего в это время на коленях молитву, и приказал ему следовать за ними. Когда тот попросил показать ордер на арест, один из полицейских презрительно ответил, дескать, им такой документ не требуется, и похвалился, что они могут выявлять предателей, шпионов и контрабандистов, даже если те носят кардинальскую мантию.

На протяжении следующих тридцати девяти дней Миндсенти держали и допрашивали на улице Андрасси в доме № 60. Охрана громко смеялась, отпуская грязные шутки, и курила в запертой камере, где его содержали. У Миндсенти отобрали церковное облачение и взамен выдали то, что он назвал одеждой арлекина, «клоунским костюмом». Каждый день полковник допрашивал Миндсенти, добиваясь, чтобы тот подписал «признания», но получал отказ. Каждый вечер майор избивал раздетого Миндсенти резиновой дубинкой до потери сознания, а затем охранники расталкивали его, чтобы он не мог забыться во сне. Его обманом склоняли к приему пищи с помощью утверждений о разнообразном ресторанном меню. Зная, что заключенных обычно накачивали наркотиками, Миндсенти вначале отказывался от любой еды, но позже, изнемогая от голода, уже не мог устоять перед куском хлеба или бульоном. Перед каждым приемом пищи его осматривали три врача, оставлявшие таблетки. Миндсенти пытался прятать их в недоеденную пищу или же прилеплял к небу, а затем переправлял, раскрошив, в обувь. Через две недели он ослабел, потому что у него, скорее всего, началось помутнение рассудка от наркотиков, находившихся даже в бульоне, но это выяснилось позже. По этой причине Миндсенти согласился подписать протоколы прошлых допросов, хотя позже уверял, что никогда не подписывал никакого «признания своей вины, которое могло быть использовано для возбуждения уголовного дела».