Ален повел ее мимо елей по снежной тропинке прямо к двери. Открыв ее, он рукой предложил войти. Переступив порог, Лия остановилась, изучая обстановку: перед ней раскинулся зал в стиле кантри. Большой камин, располагался у стены между окон, обрамленный каменной кладкой. Над ним на подставке красовалась длинная сабля в ножнах. Красивая, слегка потертая, позолоченная рукоятка, украшенная резьбой и камнями, показывала на то, что сабле как минимум 150 лет. На полу между двух кресел лежал белый мех, а чуть дальше, рядом с диваном стоял небольшой журнальный столик, на котором лежал ноутбук. Красоту и интим этому помещению создавал приглушенный свет.
На другой стороне комнаты лестница вела на верхний этаж, а под ней Лия увидела вход на кухню. Она не стала выжидать особого приглашения, прошла туда и обомлела. Вся кухня была выполнена в стиле прованс, в которой воплотился дух французской провинции. Светлые оттенки, живописные пейзажи создавали впечатление воздушности и нежности. Вся мебель была из белого плетеного дерева.
— Нравится? — Услышала она голос позади, — последние полвека, я жил на родине отца во Франции. Так привык к их стилю, что не мог не создать у себя хотя бы часть этой красоты.
— Очень нравится, — она прошлась по светлому полу и коснулась стола.
Все было совсем не так, как она представляла. Нет величия, как в его кабинете в больнице. Но есть уют и домашняя атмосфера. Есть покой и умиротворение.
— Я редко бываю на кухне, вообще не знаю, зачем она, — Ален достал два бокала, открыл холодильник, вынул пакет с кровью и разлил его по бокалам, а затем протянул один ей, — только, чтобы выпить.
Она взяла у него из рук бокал — так она еще не пила кровь. Ее завтрак был всегда впопыхах, чтобы никто не видел, а если она ела дома, то только чтобы насытить себя, но никогда, чтобы насладиться. Ален слегка чокнулся с ее фужером:
— Нам есть, что отпраздновать.
Лия улыбнулась ему:
— За тебя, Ален.
— Нет, Лия, за нас.
Она смотрела, как он сделал глоток и игриво подмигнул ей.
— Пойдем, я покажу тебе мой кабинет.
Ален предложил ей руку, и она коснулась ее, тут же мелкая дрожь прошла сквозь ее тело. Он повел ее по лестнице наверх, открыл массивную дверь и зашел внутрь. Лия зашла следом в приглушенный свет. Здесь царила своя атмосфера: темная, величественная, тайная. Темный стол посередине небольшой комнаты, и именно он определял деловой стиль. Ничего лишнего, лишь то, что необходимо для работы: компьютер, карты пациентов, книги. У самого окна стоял большой глобус на подставке, но в нем не прослеживались земные цветов, он был выполнен в коричневых оттенках.
— Ему почти 200 лет, — сказал Ален, наблюдая, что она заинтересовалась им, — глобус как у моего отца. Я купил его в антикварном магазине. По такому же мы ориентировались, где идут сражения. — Он указал пальцем на Трансильванию, передвигая его в сторону Венгрии. — В 1849 году по приказу Николая I, мы отправились подавить мятеж в Венгрии.
Лия пристально следила за его рукой, он коснулся точки, где было написано названия города Брашов. Она удивленно посмотрела на Алена:
— Вы шли через Брашов?
Она помнила ту войну, которая усугубила и так тяжелое положение ее маленькой страны.
— Бери выше, я был в Бране.
Она не помнила его. Она бы никогда его не забыла. Она видела тех солдат, вооруженных до зубов, скачущих на лошадях через ее деревушку. Но боятся им, вампирам, было нечего. Скорее, наоборот, они были бы очень рады свежей крови.
— Я не останавливал там свой отряд, потому что почувствовал вас. Вся деревня пропиталась вампирами. Земля Цепеша. Я не мог рисковать своими людьми. Кроме меня, вампиров больше не было. Но я один против всей деревни, — он усмехнулся, смотря на нее, — возможно, принял правильное решение. Мы бы уже там убили бы друг друга. Ты бы встала на защиту своей родины, если бы я на вас напал?
Встала бы? Если бы увидела его? Наверно только первые полчаса.
— А ты бы смог убить меня, зная, что я защищала свою деревню? Я не считаю того, что ты усмирил меня в отделении банка крови, пырнув ножом в живот. Убить, Ален. — Она смотрела в его глаза, — навсегда убить. Смог бы?
Он провел рукой по ее щеке и подошел так близко, что коснулся лбом ее лба:
— Я уже жалею, что не остановился в том месте. Пожалуй, я забрал бы тебя с собой, даже если бы ты вырывалась, даже если бы тебя пришлось связать и даже если бы пришлось воткнуть нож в твой милый животик. — Он отошел от нее. — Я забрал бы тебя к себе еще тогда. И мне было бы плевать, что я потеряю своих людей, потому что война — это такая жестокая игра, от которой нет толка. Мы служили царю и что? Что я получил? Где мой дом? Где моя родина? Кто я? Ради чего я это делал? А взяв тебя к себе, вот это была бы победа!
Она понимала его. Она чувствовала тоже самое. Одиночество. Скитание из одной страны в другую, из города в город. Так к чему потрачено столько времени, если можно было уже тогда быть вместе.
— Я бы поехала с тобой, — шепнула она, — без боя и ножей. Сама.