Диадема для Золушки[СИ]

И, кажется, она в данный момент действительно не знала, зачем она врет. И вообще, зачем все то, что она придумала, тот мир, который она для себя создала. Но тут она вспомнила события почти двухлетней давности, и все стало на свои места.

Почти стало на места, но не совсем на свои.

— Я не могу.

— Чего ты не можешь? — удивилась Настена.

Ничего не стало на свои места. Наоборот, все перевернулось с ног на голову.

— Ничего я не могу, — Ульяна расплакалась.

Впервые за два года она плакала.

— Ты чего, — Настька перестала писать и посмотрела на подругу.

Ульяна не могла плакать при всех, но уже не могла не плакать вообще. Она с силой бросила ручку на парту и выбежала из аудитории.

Настя не могла ее оставить одну, и выбежала вслед за ней. И что это на нее нашло?

— Улька, стой! — крикнула она ей вслед, и получилось у нее очень громко, потому что коридор университета был довольно широким, а потолки высокими, и слова в пустоте эхом отражались от всего.

Она догнала ее уже в дамской комнате.

Уля уже сидела на подоконнике и рыдала, вытирая сопли туалетной бумагой. Ее грим потек, и веснушки уже успели испариться, и по всему лицу оставались лишь темные разводы.

— Улька, ты чего это? — снова спросила Настена Любинцева, — Чего ты ревешь? Ты что, в Мартина влюбилась, а он к тебе равнодушен?

Если бы он был к ней равнодушен, все было бы гораздо проще и легче, и никакая ее система не перевернулась бы, и она сейчас бы не сидела на подоконнике в женском туалете одного из самых престижных университетов России, и не рыдала бы, как никогда в жизни.

— Настасья, — взмолилась она, — Все гораздо сложнее.

— Так, рассказывай, — приказала Настасья и уселась на соседний подоконник.

— Я не могу, — снова взвыла Уля.

— Уль, я никогда не лезла к тебе в душу, в этом не было необходимости. Вот сейчас ты плачешь, и я хочу тебе помочь. Но я ничего не могу сделать, пока не знаю сути проблемы, — настаивала Настасья, — расскажешь, легче станет.

Ульяна еще немного порыдала и все же решилась рассказать небольшую часть правды ее жизни.

— Понимаешь, я не могу одеваться так, как ты, как другие девочки, — начала она, еще всхлипывая, — не потому, что у меня нет денег, а совсем наоборот. Мой отец очень богатый и влиятельный человек. Еще у меня есть свой счет в банке и своя машина. Я могу себе позволить шопинг не меньше одного раза в неделю. Но я не могу надевать подобные вещи, не потому что у меня плохая фигура, у меня не висит живот, у меня нет целлюлита, и фигура у меня почти модельного стандарта. Я не могу, потому что не хочу привлекать внимание, особенно противоположного пола.

— Почему? — удивилась Настена, хотя в голову напрашивались только две ужасные идеи.

— Потому что еще до поступления в этот университет у меня был печальный опыт в общении с одним парнем.

— У всех бывает, — сочувственно сказала Настька, и обрадовалась, что ее идеи не имеют место быть.

— Но не у всех проходит.

— Ну, если он оказался козлом и сволочью, это же не значит, что они все такие, хотя козлы они, конечно, все, но не все же сволочи. И потом, зачем зарывать себя в землю раньше времени? Почему нельзя выглядеть как минимум прилично, и при этом только для себя, для собственной радости, чтобы самой было приятно, а не для какого-то там козла, который даже не заметит, что ты с собой что-то сделала?

И вообще, ты же лучшая ученица на всем курсе, и во всем университете, ты же должна быть его лицом, а ты вон какая, и какое тогда у нас лицо! Слушай, а куда делись твои веснушки?

— Это грим, — потянув носом и улыбнувшись, сказала Уля.

— А зачем они были нужны?

Ульяна пожала плечами.

Они были нужны для конспирации. Но какая теперь, к черту, конспирация, когда все постепенно летит коту под хвост. И вот веснушки уже слезами смыло. А дальше, кажется, Настена настроена ее переделать.

— Так, давай окончательно смывай свой грим, и пойдем, — сказала она очень бодро, — вот уже и пара закончилась, надо еще вещи забрать.

— Куда пойдем-то? — спросила Уля, уже начав умываться.

— Шопинг, как правило, повышает настроение.

И она согласилась проехать по модным бутикам и устроить шопинг. Она согласилась, несмотря на то, что рушилась вся ее система.

Когда они вышли из «дамской комнаты», в коридоре у окна их ждал Мартин с их же вещами.

— Пара закончилась, лектор просил забрать, — объяснил он растеряно и тревожно, — Уль, что-то случилось?

— Нет, все хорошо, — слабо улыбнувшись, ответила Ульяна, — Спасибо тебе за вещи.

— Да не за что… а у тебя точно все в порядке?

— Все хорошо, а что это ты так разволновался?

— Ну, просто ты так выбежала…

— Улька, я жду тебя внизу, — сообщила Настена, поняв, что она здесь лишняя, и оставила их одних.

— Хорошо, — ей вслед сказала Ульяна, — Мартин, извини, я не могу сегодня остаться после занятий. Кой-какие планы изменились.

— Ну, хорошо, — согласился он.

— Или нет. Не так. Оставь мне свой номер телефона, если я все-таки освобожусь, я тебе позвоню.

— Ты так часто открываешь свою телефонную книгу, что даже не знаешь, что там уже давно есть мой номер? — он усмехнулся.

— Когда ты успел?

— Месяц назад.

— И мой номер ты тоже знаешь?