Дядя Бернак

– Безумец, вы можете жертвовать своей жизнью, но не моею! Оставайтесь, если хотите, но я ухожу!

Он с отчаянием бросился к двери, с беспомощно протянутыми руками, но другой быстро вскочил и встал перед ним с таким повелительным жестом, что юноша отклонился от него в сторону, как будто от внезапного толчка. – Глупец, – сказал Карл, – бедный, жалкий глупец!..

Лесаж раскрыл было рот, да так и оцепенел; его колени подогнулись от ужаса, он плотно сжал свои руки. В этот миг он был олицетворением страха, безысходного, отчаянного страха, который я когда либо видел. Лесаж понял, в чьи руки он попал.

– Вы, Карл, вы! – бормотал он, запинаясь на каждом слове. – Да, я! – безжалостно усмехаясь, ответил тот.

– Вы – полицейский шпион?! Вы – душа нашего общества! Вы, принимавший участие в самых сокровенных заговорах!.. Вы были нашим вождем! О, Карл, в вас нет сердца!.. Я слышу их приближение, Карл, пустите меня; я прошу, я умоляю вас, пустите меня!..

Словно окаменевшее лицо Карла стало качаться из стороны в сторону в знак отрицания.

– Но почему же я должен быть вашей жертвой? Почему не Туссак? – Если бы собака помогла мне, я захватил бы вас обоих! Но Туссак слишком силен, чтобы я мог бороться с ним. Поэтому, вы один, Люсьен, обречены быть моим трофеем, и вы должны примириться с этим фактом! Лесаж, с безумным видом, потрогал себя за голову, чтобы убедиться, что он не спал.

– Агент полиции! – шепотом повторял он, – Карл – мой учитель, агент полиции!..

– Я знал, что поражу этим вас!

– Но ведь вы были самым крайним по убеждениям между нами! Ни один из нас не мог равняться с вами. Сколько раз мы собирались, чтобы внимать вашим философским рассуждениям. И Сибилль с вами! Ради Бога, не говорите мне, что и Сибилль была тоже шпионом!.. Но ведь вы шутите, Карл? Скажите мне, что вы шутите!..

Черты лица Карла несколько смягчились, и его глаза загорелись удовольствием.

– Вся эта сцена доставляет мне громадное удовольствие, – сказал он, – по-видимому я хорошо провел свою роль. Но моя вина, если эти неучи допустили собаку сорваться со своры. Но во всяком случае за мной будет честь собственноручной поимки одного из отчаянных и опаснейших заговорщиков.

Он насмешливо улыбнулся при этой характеристике своего трусливого пленника.

– Император умеет вознаграждать своих друзей, – добавил он, но умеет и наказывать своих врагов!

Во время этого разговора, он не вынимал руки из-за пазухи, а теперь, когда он вытащил ее, в ней мелькнуло металлическое дуло пистолета. – Не стоит пытаться бежать, – сказал он в ответ на вопросительный взгляд Люсьена, – живой или мертвый, но вы останетесь здесь! Лесаж закрыл лицо руками и глухо беспомощно зарыдал.

– Каким негодяем оказались вы, Карл, – почти простонал он, ведь вы заставили Туссака убить того человека из Боу-стрит, вы заставили нас поджечь дома на Лоу-стрит в укреплениях! А теперь вы сами предаете нас… – Я сделал это, потому что хотел быть единственным, кто мог бы пролить свет на весь заговор. Удобный момент настал!

– Это очень хитро, Карл, но что подумают обо всем этом, когда я публично открою все, чтобы оправдать себя? Как вы объясните свои поступки императору? Я думаю, что в ваших интересах приостановить разоблачения, которые я могу сделать на ваш счет.

– Вы вполне правы, мой друг, – сказал тот, взводя курок пистолета, – я несколько перешел границу, исполняя данные мне инструкции и поручения, и теперь самое время исправить это. Теперь все дело в том, оставлю ли я вас жить, или вы умрете, хотя я лично думаю, что вам лучше умереть. Страшно было смотреть на Туссака, когда он боролся с собакой, но настоящая сцена заставила меня содрогнуться всем телом. Сожаление мешалось с отвращением к этому несчастному, созданному, казалось, самой природой для роли ученого или поэта-мечтателя. Было ясно, что слабого Лесажа подчинили себе другие, более сильные волею люди, чем сам он, и навязали ему непосильную роль в это смутное время. Я забыл уже его предательский поступок по отношению ко мне, хотя это едва не стоило мне жизни, забыл его эгоистические опасения, для разъяснения которых Лесаж не задумался пожертвовать моей жизнью.

Вия перед собой неизбежную гибель, он упал на пол и извивался всем телом в припадке ужаса, а его мнимый друг с цинической улыбкой стоял над ним с пистолетом в руках. Карл играл этим беспомощным трусом, как кошка с мышью, но я читал в его неумолимом взгляде, что это была не шутка: его пальцы все время крепко сжимали собачку. Еще мгновение, и раздается выстрел…