После возвращения в Нью-Йорк, жизнь Питера постепенно стала приходить в подобие нормы. Он снова пошел в школу, даже иногда стал проводить время с друзьями, после уроков. На выходных он с папой и Мэй ездил в Вашингтон, так как пока что Брока было нельзя транспортировать в другой госпиталь. Врач считал, что Рамоу нужно еще около трех недель провести в столице и только потом его переведут в клинику по месту жительства. Тогда родные смогут навещать его чаще, а потом и во все Брок уйдет на дневной стационар, так как на данном этапе динамика была положительной и ожоги хорошо поддавались лечению.
Каждый вечер Питера ждали тренировки, так как Барнс считал, что помимо приобретенных способностей, сын должен уметь хоть немного драться и в целом, держать себя в тонусе. Паркера радовал такой расклад, так как при хорошей успеваемости он имел три патруля в неделю, и мог во всю использовать полученные навыки во время поимки воришек.
— Питер, стоять, — Барнс выглядывает в коридор, когда подросток идет по направлению к входной двери. Обычно, они были дома вдвоем, так как сейчас компания, где она работала, расширялась и женщина часто бывала в командировках, — ничего рассказать не хочешь?
Питер замирает и озадаченно смотрит на отца, который стоит перед ним с кухонной лопаткой в руке. Он совершенно не понимает, что именно должен рассказать отцу.
— Я сделал все уроки, — ответил Питер, так как знал, что без выполнения данного условия, его не пустят гулять, — в комнате порядок.
— Твои оценки, — намекает Барнс, прищурив глаза, — у тебя тройка за тест по истории. Боюсь, что я не смогу отпустить тебя на патруль, пока ты ее не исправишь, — он хмуриться.
— Да, я понял, — спокойно воспринимает это Питер, — тогда я к себе, учить историю?
— Иди, скоро будем ужинать, — отвечает отец. В целом, он был доволен поведением парня, так как Питер вел себя достойно. Он помогал по дому, хорошо учился и ниже троек оценки не получал, да и тройки у него мелькали крайне редко.
Питер, практически не расстроился, так как принял все правила игры, чтобы иметь возможность выходить в патруль, а ему этого хотелось. И хотя по такой системе они жили чуть больше месяца, Мэй все еще ни о чем не догадывалась. Она была рада тому, что отец уделает Питеру много времени и парень не растет брошенным.
— Пит, ужин, — заботливо говорит Барнс. Комната сына полностью изменилась с того момента, как он пошел в среднюю, а затем и старшую школы. Обои стали однотонные, серого цвета, а вместо милых картин висели постеры с Капитаном Америкой и другими Мстителями, а еще куча разных фотографий. Тут действительно было прибрано настолько, насколько это могло уложиться в понимание подростка, — как у тебя дела? — Барнс обнимает сына за плечи и смотрит на открытый учебник по истории, — День Независимости?
— Да, история не мое, — бухтит Питер, — вообще все, что связано с гуманитарными науками не по моей части, — он закрыл учебник и встал из-за стола.
— Ладно, идем кушать, — отец треплет его волосы, — я приготовил твою любимую запеканку.
Баки много думал о Стиве. И о том, что ему пришлось оставить друга. Он знал, что сейчас Роджерс в Нью-Йорке и даже пару раз ловил себя на мысли, что хочет найти его и снова встретиться. Сейчас все равно все закончилось и ГИДРА больше не угрожает ни самому Барнсу, не его семье. Но все время, когда он приходил к таким решениям, все же убеждал себя в том, что не стоит. У него есть сын и возможность жить без постоянных обнулений, и заданий, неизвестно к чему могло бы привести воссоединение со старым другом.
— Папа, мы поедем на выходных к дяде Броку? — интересуется Питер, расставляя тарелки на столе.
— Да, конечно, — Баки ставит на подставку чайник и включает его, — мы поедем завтра вечером и вернемся в воскресенье вечером, так что часть уроков тебе придется делать там.
— Хорошо, — подросток уже привык к такому ритму. Он хотел поблагодарить Ника Фьюри за потрясающий костюм Паука, но где сейчас был этот человек, никто не знал. Только было известно, что официально он мертв, но в это Питер слабо верил.
Они едят молча. Обычно, Питер не придирался, да и отец готовил более чем сносно, хотя круче всего у него получалась полевая каша. Когда Питер был маленьким и болел, то Баки все время делал простую гречку или перловку с тушенкой, про себя смеясь, что во время войны это была та еще гадость, но его сын лопал только это. Питер считал, что если он будет есть кашу с тушенкой, как папа и Капитан Америка, то станет таким же сильным и выносливым. Хотя еда тут была совсем не причем.
— Папа, я уже сделал историю, — начал свою жалобную речь Питер, сделав огромные глаза.
— И на что вы намекаете? — усмехается Барнс, хотя отлично понимает к чему ведет ребенок. Он внимательно смотрит на сына.
— Можно я пойду на патруль? Ну пожалуйста, — еще более жалобно тянет Паркер.