Дядя Динамит

— Не у нее, у одной подруги, Элис. Накупила здесь камней, а пошлину платить не хочет. Салли решила ей помочь.

— Очень милосердно.

— Очень глупо! Так я ей и сказал. Хорош бы я был на этой таможне!

Лорд Икенхем вздохнул.

— Так, так, понятно… А жаль. Богатый муж ей очень нужен. Она совсем на мели.

Мартышка дернулся. Любовь любовью, но жалость-то не умерла.

— Мне кажется, — продолжал граф, — она недоедает.

— Чушь какая-то!

— Нет, не чушь. Она похудела, а главное — она просто кинулась на баранину с горошком. Скульптура — невыгодное дело. Кто купит эти бюсты?

Мартышка немного успокоился.

— Ты не волнуйся, — сказал он, — у нее есть деньги, тетка из Канзаса оставила.

— Я знаю, но боюсь, что их нет. Вероятно, Отис вытянул. Она тут два года, а он за два года вытянет любую сумму.

— Салли очень умная.

— Ум совершенно ни при чем. Умнейшие женщины теряют разум, когда доходит до любимого брата. Вот, посуди сам: я ей написал, пригласил пообедать, и она с восторгом согласилась. Пишет, что ей очень нужно меня повидать. «Очень» — подчеркнуто. Мне это не нравится. Так писал ты, когда хотел занять денег. Что ж, завтра я ее увижу. Бедная Салли! Дай бог, чтобы все обошлось. Замечательная девушка.

— Да.

— Ты тоже так думаешь?

— Конечно! Я очень хотел ей помочь. Гермиона сказала, старый Босток собирается заказать свой бюст, и я посоветовал обратиться к Салли.

— Так, так… Может растрогаться. «Какая чистота, — воскликнет она, — какое сердце!» Еще не все потеряно, Мартышка, только веди себя правильно.

— Ты не забыл, что я женюсь на Гермионе?

— Да ну ее!

— Дядя Фред…

— Советую как друг. Ты — тонкий, трепетный человек, склонный к меланхолии. Помню, на этих бегах, когда полисмен взял тебя за шиворот… Одно слово, Гамлет. Тебе нужна веселая, добрая жена, которая поставит капкан на епископа, если он у вас заночует. Сомневаюсь, чтобы твоя Гермиона проткнула кому-нибудь грелку. Нет, она — не для нас. Пошли телеграмму понежней — прости, передумал и так далее. У меня есть бланки.

Лицо у Мартышки озарилось неземным светом.

— Дядя Фред, — сказал он, — дикие кони не оттащат меня от этой девушки.

— Они и не станут, — заверил граф.

— Я ее боготворю. Я готов для нее на все. Вот, к примеру, она думает, что я не пью. А почему? Потому что она сказала, что молодые люди только и делают, что пьют, как насосы. А я говорю: «Пьют? Не понимаю! Я — в рот не беру». И пожалуйста.

— Значит, когда ты к ним приедешь…

— …дадут лимонада. Я на это шел. Тяжело, но выдержу. Сказано тебе, боготворю. Если уж она — не ангел в человеческом облике, я и не знаю, где эти ангелы. До сих пор я не умел любить.

— Что ж, мог научиться. Я заботливо созерцал пятьдесят семь твоих попыток, начиная с веснушчатой девицы в танцклассе, которая дала тебе в глаз ведерком, а кончая…

Лорд Икенхем искал слова. Мартышка ждал.

— …кончая этим гибридом Джордж Элиот, Боадицеи и покойной миссис Кэрри Нейшн. Этой пламенной гувернанткой. Этой крутой девицей, с которой ни один разумный человек не войдет в темную аллею.

Мартышка встал.

— Присоединимся к дамам? — спросил он.

— Их нет, — отвечал дядя.

— Сам не знаю, зачем я так сказал, — совсем расстроился племянник. — В общем, не говори ты глупостей, сыграем лучше в бильярд.

Глава 3

Наутро с легким сердцем, с песней на устах Мартышка отбыл в Эшенден. Лорд Икенхем благосклонно помахал ему вслед, стоя на ступенях портала.

Ничто не окрыляет влюбленного сильнее, чем гордость, которую испытывает он, когда отвергнет искушение. Вспоминая, с каким упорством противостоял он соблазнам приятных и полезных развлечений. Мартышка возвышался духом.

Приятных и полезных! Мало кто был так близок к восклицанию: «Еще чего!», как Мартышка, в чьей душе не совсем утихли недавние соблазны. Нет, искушать человека, который отринул всякий порок! Вздрогнув от омерзения и гнева, Мартышка загнал соблазны в подсознание, сознание же обратил к более приятным сюжетам, а именно — к встрече с родителями невесты.

Он мало знал о них, но предполагал, что они достаточно умны, чтобы распознать добро, а потому такой человек, какой — стойкий, трезвый, чистый — очарует их с первой минуты. «Он просто прелесть!» — напишут они Гермионе, а старый добрый Босток, поистине — герой Диккенса, скажет своей жене (мягкой, уютной, добродушной): «Дорогая моя, давно не видел такого приятного юноши!» и, возможно, прибавит: «А ты?» Словом, Мартышка предвкушал, как прижмет их к своей груди.

Поэтому он огорчился, заметив, что это нелегко. Чтобы прижать хозяев к груди, надо войти в дом, а тут получилась заминка.

Дом Бостоков восходил к тем дням, когда жилища строили не для того, чтобы надеть там шлепанцы и закурить трубку, а для того, чтобы отражать врага, вооруженного тараном. Входные двери были массивны, к тому же и закрыты. Звонок не работал. Мартышка навалился на него всем своим весом, но тщетно; и задумался, что же делать.