Дядя Лёша

Правда, левый бизнес требовал некоторых отлучек, и тогда на место матери в ларьке заступала Кристина. Она не спорила даже тогда, когда для этого ей приходилось пропускать занятия. Надо было помогать матери.

Тем более на носу была зима, и это заставляло задуматься.

Мама, мама, что мы будем делать,
Когда наступят злые холода?
У тебя нет теплого платочка,
У меня нет зимнего пальта.

Стряпая на кухне, Ванда напевала шлягер времен разрухи после гражданской войны. Однако веселая песенка отражала далеко не столь веселую действительность.

И Ванда решилась. Она достала из шкафа некий сверток.

— Надо будет выставить, — сказала она, разворачивая бумагу и извлекая на свет прекрасные лайковые перчатки. — Поймав вопросительный взгляд дочери, она спросила: — Ну как, нравится?

Кристина кивнула.

— Подарок, — улыбнулась Ванда, однако не так на-весь-мир-наплевательски, как обычно, — от одного человека. Уже два года лежат.

— А что ты не носила? — спросила Кристина.

— С чем? С ватником?

Ватником мать Кристины называла китайский пуховик бутылочного цвета, в котором проходила два года, пока весь пух и перья не опустились вниз, так что он превратился в халат с подушкой по нижнему краю. Кстати, в отличие от большинства российских граждан, которые повыкидывали свои пуховики, Ванда действительно превратила его в рабочий халат и подушку для кота, которую Барсик оценил очень высоко.

Кристина взяла перчатки в руки. Они были сделаны с любовью и могли украсить любую, самую красивую и изысканную руку. Кристина надела левую перчатку на руку. Она была, пожалуй, немного великовата, но все равно смотрелась прекрасно. Тонкая лайка облегала руку, но не стесняла движений. В таких перчатках хотелось мнить себя принцессой или блоковской Незнакомкой.

— Ладно, хватит форсить, — сказала Ванда. — Давай снимай. Продам, куплю себе хоть сапоги или ботинки на меху.

— Жалко продавать, — сказала Кристина.

— А ты считаешь, я хорошо буду смотреться в эти перчаточках и в суконных сапогах «прощай молодость»? — поинтересовалась мать. — А больше ничего не осталось. Старые сапоги — вдрызг.

Короче, судьба перчаток была решена. Ванда аккуратно разгладила их ладонями и положила в новый полиэтиленовый мешок.

— На сколько потянут? — спросила она, оценивающе разглядывая мешок с перчатками.

— Тысяч сто? — робко предложила Кристина,

— Сто пятьдесят! — расхрабрилась Ванда.

— Думаешь, кто-нибудь купит за такие деньги?

— Посмотрим! — наставительно сказала Калиновская-старшая. — Надо всегда стараться продать за максимальную цену. Ну, если не будут брать, — она развела руками, — тогда что поделаешь… Снизим немножко.

Ни мать, ни дочь не догадывались, что цена этих перчаток была по крайней мере сто долларов.

Красное-черное

Постепенно Вадим шел на поправку, но чем лучше чувствовал себя физически, тем хуже становилось на душе. Жизнь лишилась всякого смысла. Никакой профессии у него не было, любимого дела тоже. Был королевский спорт, но и он теперь стоял под вопросом. И дело даже не во всемирном позоре. Плечо по-прежнему болело, но теперь к этому прибавились сотрясение мозга и сломанные ребра… Каждая из этих бед сама по себе не исключала возможности еще подняться на теннисные вершины» но все вместе… По крайней мере, о серьезных тренировках пока говорить не приходилось и не придется еще месяц, а то и два, и три.

Вадим пытался взять в руки ракетку, но вдруг накатила такая головная боль, что его вырвало прямо в зале. После этого он долго не мог прийти в себя и, не дождавшись окончания тренировок, ушел домой пешком. Можно было, конечно, доехать общественным транспортом, но после краха ЗДР Вадим больше никогда не садился ни в троллейбус, ни в метро, — он не мог выдержать взглядов пассажиров. И хотя теперь трудно было признать в мрачном изможденном типе в шляпе, надвинутой на глаза, того улыбающегося красавчика, который обещал всей России силу и здоровье, Вадиму мерещились укор и презрение в каждом случайном взгляде.

Этого было просто избежать, когда он ездил на машине, но теперь «девятка» с разбитой мордой мокла под дождем во дворе, а ни сил, ни денег на починку не было. То, что таинственный дядя Леша чудесным образом сшиб с разворотивших «Жигули» громил, Вадим сразу отдал родителям. Поэтому теперь он ездил на такси, а когда денег не было — ходил пешком. Тем паче куда теперь торопиться? Разве что в могилу?

Так однажды он снова увидел веселую светящуюся надпись «КАЗИНО». Она призывно мерцала, обещая счастье и удачу, и, хотя Вадим по собственному опыту знал, что счастье, которое можно там найти, призрачно, а удача не, принесет добра, он все же толкнул тяжелую дверь с дорогой бронзовой ручкой и поднялся наверх.