Дядя Лёша

И он спасал и вытаскивал, а именно: ходил к ней в больницу, носил бананы и ягоды, а однажды купил на Сытном рынке молодой картошки, отварил и принес — с укропом и солеными огурчиками.

Несколько раз с ним приходил и Саша Лоскутков, а когда Лидии стало лучше, пришел Дубинин. Они узнали много подробностей из частной жизни Антона Чеботаревича, но, куда он пропал и где скрывается, оставалось неизвестным. Лидия об этом знала не больше, чем все остальные.

Поставить больного человека на ноги — задача не из простых в наше время. К счастью, Гриша был хорошим теннисистом — не выдающимся, а просто очень хорошим. Но получал кое-что от Спорткомитета, а взявшись за частные уроки, стал совсем неплохо зарабатывать, и ему оказалось нетрудно подмазать где надо и перевести Лидию из одной больницы, куда свозили со всего города взятых на улицах по «скорой» и относились к ним соответственно, в наркологическую клинику, знаменитую тем, что там использовались программы психологической помощи наркоманам, о чем даже писали в газетах,

Гриша даже добился того, что врач, который вел Лидию, встретился не только с ее родителями, но и с ним, хотя он и был ей на самом деле никто,

— Здесь мы снимем физиологическую зависимость, — сказал ему врач, — Главное начнется за стенами больницы. Она должна увлечься чем-то, у нее должны появиться какие-то новые интересы, а иначе, — он махнул рукой, — все лечение окажется впустую.

Гриша долго ломал голову, чем бы таким он мог заинтересовать Лидию. И вдруг ему в голову пришла идея, показавшаяся блестящей. Поэтому в воскресенье он пришел к ней в больницу и, вручив ей очередной мешок с овощами и фруктами, с ходу спросил:

— Слушай, Лид, а твои глухонемые, они спортом-то занимаются? Есть у них физкультура?

— А ты как думаешь? — язвительно осведомилась Лидия, давно принявшая с Гришей такой тон: подкалывания-подтрунивания. — Думаешь, раз они глухие, они уже инвалиды без рук и ног? Конечно, у них есть своя физкультура.

— Так вот я чего подумал, — деловым тоном начал излагать Гриша. — Вот взять меня. Я тоже ведь могу, например, организовать для них специальную теннисную секцию. Команды надо подавать светом, свистка же они не услышат. Это все можно организовать. Достать ракетки — это не проблема. И время можно найти для всех удобное. Знаешь, теннис — это ведь так классно! Им понравится. Вот такой у меня план — конкретный.

Гриша смотрел на Лидию и видел, что в ее глазах зажегся интерес. И если бы сейчас ее могла увидеть Кристина, она бы сразу поняла — у Лидии начинается новое увлечение. Теннис для глухих.

— Но сначала тебе надо как следует подлечиться, — наставительно сказал Гриша. Глаза у Лидии погасли.

— Ничего не получится, — сказала она. — Из института меня все равно отчислят. Я же сессию не сдавала.

— Я им отчислю! — Гриша закричал так громко. что на него стали оглядываться другие посетители. — Не отчислят! Я им такой скандал закачу, я до Собчака дойду. Тут врачи стараются, реабилитируют людей, а они будут отчислять. Не беспокойся, — уже тише сказал он. — Я завтра пойду в деканат, или куда там надо ходить. Пусть экзамены перенесут на осень или академку дают.

— Кто ж тебя послушает! — засмеялась Лидия, представив себе, как Гриша появляется в деканате в своем зеленом пиджаке. — Там знаешь какие тетки сидят!

— Послушают, вот увидишь. — Гриша провел рукой по ежику на голове и самодовольно добавил: — Я с тетками умею. Тетки — это как раз моя специальность. Особенно такие, как там.

— Ты же не знаешь какие.

— А вот схожу погляжу и узнаю. Да ты ешь клубнику-то, — спохватился он. — А то, вишь, помнется вся.

— Спасибо, — сказала Лидия.

Гриша молча смотрел, как она ест, а потом вдруг приосанился, выпрямился на стуле и сказал:

— Ну, в общем, так. Я все обдумал. Ты выписываешься отсюда, и мы подаем документы.

— Какие документы? — Лидия от удивления даже уронила ягоду на пол.

— Пойдем распишемся, — заявил Гриша. — Так мне будет сподручнее за тебя хлопотать. А то пристают все: кто, да что, да кем вы ей приходитесь. А тогда я смогу четко и ясно сказать: муж.

Неизвестно, серьезно ли восприняла Лидия это предложение, но она сразу обратила все в шутку. Разговаривая со своими соседками по палате (такими же сбившимися с пути девчонками), она называла Гришу не иначе как «мой муж», что веселило всех до крайности. Девчонки называли ее мадам Проценко, а Лидия, скорчив презрительную гримасу поучала: «Не Проценко, а Проценко».

Но как бы она ни смеялась и ни делала вид, что ей все это абсолютно безразлично, в глубине души Лидия, всю жизнь считавшая себя хуже всех, не могла не торжествовать. Вот ей сделали предложение.

Родители Лидии также поначалу отнеслись к Грише с недоверием, но были побеждены очень быстро — он явно делал для их дочери больше, чем могли они сами. И хотя поначалу мать сомневалась, не он ли и посадил их дочь на иглу, Гриша оказался таким простым и открытым, что было невозможно подозревать в нем какой-то хитрости или коварства.