Дядя Лёша

На самом же деле Вадим был готов разрыдаться, если бы мог позволить себе такую роскошь. Потому что, даже если он найдет Кристину, даже если увидит ее, теперь между ними действительно все кончено. Он не сможет сказать ей ни единого слова. Иначе получится, что он бросил ее, когда она была простой девчонкой, и сразу же появился, лишь только она стала знаменитой. Вадим был готов пожертвовать всем, лишь бы избежать не только подобного обвинения, но и малейшего подозрения.

И только сейчас он понял, что все это время в его душе продолжала теплиться слабая надежда на то, что все еще исправится, переменится к лучшему, что он снова найдет ее. Теперь эти надежды рухнули окончательно. Оставалось только звонить Сергею и наниматься в фирму. Пусть хоть наркотики возить. Какое это теперь имеет значение?

Приехали!

Кто бы знал: почему, когда открываешь зонт, его хвостик с куском липучки или болтающейся кнопкой непременно оказывается точно перед лицом?..

Вадим шел по Невскому, мимо тех же самых зданий, что когда-то в видеоклипе. Жизнь злорадно доказывала свое несходство с рекламой. Погода никак не реагировала на появление Воронова, мокрые тучи не расползались в стороны, и солнце не прорывало их веселым лучом, обещая, что все будет хорошо. Наоборот: из-за плотных облаков сумерки наступили раньше положенного, а фонари, то ли ради экономии электричества, то ли еще по каким причинам, зажигаться отнюдь не спешили. В общем, выставочный образец пакостного вечера в Питере, когда хорошо и уютно только дома, в теплой квартире.

Или…

Вадим покосился на интимно подсвеченные окна ресторанного зала «Гранд-отеля Европа», мимо которого как раз проходил. За опрятными столиками сидели дамы и господа в вечерних нарядах. Они беззаботно смеялись, серьезно разговаривали, молчали, романтически грустили, пуская тонкий дымок в сторону заплаканного окна. Кто-то явился в зал из уютного номера, кого-то ждали у выхода лоснящиеся иномарки… Где-то тут, возможно, и мистер Уолш…

Воронов отвернулся, перешагивая поток воды, изливавшийся из водосточной трубы. Его ноги еще сохраняли былую спортивную ловкость и исправно несли его через лужи, но мокрый снег неотвратимо проникал в кроссовки. Если бы не зонтик, Вадим давно промок бы насквозь. Возле очередной освещенной витрины он оттянул левый рукав и посмотрел на часы. Времени до назначенного часа был еще вагон и маленькая тележка.

«Вадик, дело есть!.. — ликовал по телефону Сережка. — Ща расскажу, с катушек слетишь!.. Ты как, завтра вечером можешь?» — «Знаю я твои дела, — хмуро проворчал в трубку Вадим. — Опять небось как в тот раз?..» — «Да ты что! Обижаешь, начальник! — весело возмутился Сергей. Чувствовалось, что его так и pacпирает от нетерпения. — Фирма класснец, никаких закидонов не будет! То есть я тебя сразу предупреждаю, работенка пока не ахти, но это ж на новенького!..» — «Ништяк, в натуре, заметано», — иронизируй над прежними увлечениями новоиспеченного бизнесмена, хмыкнул Вадим. Что-то в нем готово было уцепиться за новый Серегин прожект и напоминало, что жизнь — штука полосатая: поди угадай, за каким углом вновь начнется светлая полоса. Другая половина со знания, то ли более здравая, то ли более усталая и циничная, попросту отказывалась верить в возможность нового старта. Нет, оно, конечно, бывает, дает же судьба кому-то еще один шанс. Но не ему, Вадиму Воронову. Не ему.

Да и что путного мог изобрести этот салажонок семью пятницами на неделе?..

«Значит, в восемь вечера у выхода из метро «Московский вокзал»! — забил стрелку Сергей. — У того, который круглой башенкой! Как улица называется, где еще трамвай ходит?» — «Да уж мимо не пройдут» — сказал Вадим. «Только смотри не опаздывай!..» — «Век воли не видать», — фыркнул Воронов и положил трубку.

Холодная сырость давно вползла под кожаную куртку и тонкий свитер, добираясь до тела. В правом плече снова проснулась знакомая тупая боль, но Вадим не стал перекладывать зонт в левую руку, прислушиваясь к боли с каким-то даже мрачным удовлетворением. Душа, потревоженная обещанием неясных пока перспектив, высунула нос из глухого кокона, в котором последнее время пребывала, и неуверенно озиралась кругом. Ее куда-то тянуло. «Куда?» — спросил себя Вадим и вспомнил гостиничный зал, увиденный сквозь стекло. Хотелось ли ему вернуться в эту прежнюю жизнь?.. Только честно?.. О нет. Воспоминания, некогда будившие радость и гордость, теперь вызывали желание зажмуриться и отвернуться, давя дурноту. Вот так сидишь в ресторане и наслаждаешься закусками и вином, а потом тебя вдруг больно бьют под дых, и только что съеденные лакомства вылетают обратно невыносимо мерзкой струёй. Сравнение, быть может, и грубое, зато подходящее. Все, что Вадим за последний год сотворил со своей жизнью, как раз и было гнусной отрыжкой того доброго и хорошего, что могло состояться, но не состоялось. И кто, спрашивается, в том виноват?..