Дядя Ник и варьете

Однако вышло так, что в эту неделю мы виделись очень часто без чьих-либо возражений и без усилий и стараний со стороны Джули. Эта странная история началась в тот же понедельник вечером. После второго представления я сидел в уборной дяди Ника, который разгримировывался и переодевался (я всегда делал это очень быстро, но дядя Ник любил снимать грим и костюм не спеша, между разговорами и бокалом шампанского), как вдруг вошедший мальчик-посыльный сказал, что какой-то господин на служебном подъезде хочет видеть Гэнгу Дана по очень срочному делу. Этот господин ничего не предлагает купить: у него срочное личное дело. После минутного раздумья — он не жаловал посетителей — дядя Ник велел мальчику привести его наверх.

Посетитель был худой бородатый человек лет пятидесяти с небольшим, похожий на Бернарда Шоу, только меньше ростом и невзрачнее. На нем был костюм из егеровской ткани, который в то время считался непременной одеждой теософов, социалистов и вегетарианцев.

— Я чрезвычайно благодарен вам за то, что вы согласились принять меня, мистер Дан…

— Моя фамилия Оллантон, — сухо сказал дядя Ник. — Гэнга Дан — просто сценическое имя. И если вы пришли поговорить об Индии, то должен вам сказать, что я никогда там не бывал.

— Ах, какая жалость! Нет, дело не в том, что я хотел поговорить об Индии. Я там тоже не бывал. Но я полагал, что вы индиец и поэтому скорее всего выслушаете меня с сочувствием. А теперь, боюсь, моя просьба о помощи покажется вам лишенной всякого основания. Моя фамилия Фостер-Джонс — через дефис: Фостер-Джонс. Вам она знакома, я полагаю. — И он умолк в ожидании ответа.

— Нет, незнакома. А тебе, Ричард? Кстати, это мой племянник Ричард Хернкасл. В номере он был молодым индийцем и исчезающим велосипедистом.

— Здравствуйте! Какой же поразительной ловкостью вы должны обладать…

— Я — нет, это все дядя, — ответил я. — А фамилию Фостер-Джонс я слышал, но речь шла о суфражистке миссис Фостер-Джонс…

— Совершенно верно, совершенно верно. Моя жена. Я здесь от ее имени. Меня сюда привели двое друзей… я редко хожу в мюзик-холл, но они считали, что мне надо рассеяться. И когда я увидел ваше изумительное представление, мистер Оллантон, передо мной забрезжил слабый луч надежды. Вот почему я здесь, сэр. — И он умоляюще взглянул на дядю Ника.

— Продолжайте, мистер Фостер-Джонс, — сказал дядя Ник с притворным равнодушием, хотя я видел, что он заинтересован. — Так в чем же дело?

— Мистер Оллантон, — торжественно произнес Фостер-Джонс, — я надеюсь, вы согласны, что женщинам должно быть предоставлено право голоса.

— Нет, не согласен. Правда, я часто думаю, что и у большинства мужчин следует его отнять. Они совсем безголовые.

— Боже мой, боже мой! — У Фостер-Джонса было такое лицо, словно он сейчас упадет в обморок. — Тогда я не знаю, что делать. Если я не нашел в вас сочувствия, то, полагаю, мне не следует продолжать.

— Как вам угодно. Но вы можете хотя бы сказать, что вы имели в виду, когда просили о встрече со мной.

Фостер-Джонс помолчал, словно не зная, что ответить, затем произнес слова, которые, очевидно, поразили дядю Ника:

— Я хотел, чтобы вы помогли исчезнуть моей жене.

— В самом деле? — Глаза у дяди Ника загорелись.

— Конечно, не на сцене, а по-настоящему… В жизни… Во время митинга… Боже мой! Теперь я сказал вам слишком много.

— Вам лучше рассказать все. Даже если мы и не сможем помочь вам, то обещаем сохранить все в тайне, правда, Ричард? Договорились. Пожалуйста, мистер Фостер-Джонс.

— Моя жена Агнес — Агнес Фостер-Джонс — одна из руководительниц суфражистского движения. Ее уже дважды сажали в тюрьму, а она, должен сказать, женщина болезненная и чрезвычайно нервная. Теперь она «в бегах», как они говорят, — скрывается от полиции, и при первом же появлении ее арестуют. Собственно говоря… — Тут он понизил голос. — Она у друзей, своих горячих сторонников, милях в десяти отсюда. На воскресенье здесь, в Лидсе, назначен большой митинг и демонстрация. Полиция, конечно, будет на месте. Так пот, если бы моя жена могла неожиданно появиться на сцене и произнести речь, — она превосходнейший оратор, — это была бы сенсация. И она это сделает, она так решила. Но не успеет она закончить речь, как ее тут же схватят, когда она спустится со сцены или когда будет выходить из зала. Но если бы она каким-то образом могла исчезнуть после своей речи… — Он не договорил, но глаза были красноречивей слов: он смотрел на дядю Ника, как больной спаниель. — Сегодня вечером, когда я наблюдал ваши поразительные фокусы и иллюзии, мне вдруг пришло в голову, что вы могли бы тут что-то сделать. Осмелюсь добавить, что вам будет предложен гонорар…

— Нет, нет, об этом ни слова. Меня заинтересовала сама задача. Ей нужно появиться на сцене и произнести речь — предупреждаю, речь должна быть короткой, — а потом на глазах у всех она исчезнет, чтобы избежать ареста. Я верно вас понял? Ну, это не так уж трудно.

— Силы небесные! Неужели это возможно, мистер Оллантон? — с жаром воскликнул Фостер-Джонс. Он был восхищен и взволнован.