Дядя самых честных правил 4 (СИ)

Развернувшись он пошёл прочь. Через несколько шагов обернулся, наставил на меня палец и почти закричал:

— Я вам ничего не должен, поняли? Никаких долгов!

Мне оставалось только пожать плечами и вернуться во дворец.

* * *

Грабить у меня в планах не было, но если уж дали ключ, то грех не воспользоваться предложением. Так что я нашёл лестницу в подвал и спустился в тёмное подземелье, подсвечивая себе Знаком.

Полагаю, Генрих сильно бы посмеялся, узнав, что ключ не пригодился. Все двери и решётки на моём пути были открыты. Кто-то грубо взломал замки магией: искорёженное железо было ещё тёплым, намекая, что работал «медвежатник» буквально только что. А в конце пути меня ждал вход в хранилище, откуда вырывался дрожащий свет факела. Внутри звенел металл и кто-то вполголоса ругался на немецком.

Я вытащил из ножен шпагу, проверил заряд защитной татуировки на груди и шагнул в дверь. Сейчас посмотрим, кто это такой умный меня обскакал.

— Ба, какие люди! Уважаемый Курт, а что это вы здесь делаете?

Бывший голландский полковник Тотлебен вздрогнул от звука моего голоса.

— Господин капитан? Какая неожиданная встреча. А я вот провожу ревизию. Случайно заглянул в подвал и обнаружил эту комнату.

У его ног стоял кожаный мешок, куда он складывал какие-то золотые блюда, кубки и подсвечники. Судя по пустым распахнутым сундукам, деньги из сокровищницы вынесли гораздо раньше, а Тотлебену достались остатки роскоши.

— Что вы говорите! — я кинул шпагу в ножны. — А мешочек вам зачем, сударь? Хотели собрать ценности, чтобы разделить среди офицеров?

— Именно так, господин капитан! Вы прямо провидец. Я подумал, что надо прибрать эту рухлядь, пока не растащили. А потом, естественно, позвать вас и всех остальных, когда закончится битва.

Грабёж после выигранного сражения был самым обычным делом. Любая армия, занявшая неприятельский город, тащила всё ценное, до чего могла дотянуться. По негласным правилам трофеи полагалось честно делить внутри подразделения, чтобы избежать распрей. А вот такая экспроприация ценностей, когда остальные держат оборону, крайне осуждалась.

— Ах, господин капитан! — Тотлебен бросил валять дурочку. — Вы же всё прекрасно понимаете. Три! Я подал уже три прошения о зачислении меня в армию. И ни на одно не получил ответа. Бился в двух сражениях, прикрывал пехотный полк, срезал трёх прусских магов. И что?! Ни-че-го! Салтыков только хмыкает и обещает написать в Петербург. На что прикажете жить? Мне даже еду приходится покупать за свои.

Понимающе кивнув, я огляделся в сокровищнице. Всё самое ценное отсюда выгребли сами пруссаки. Оставшееся, на мой взгляд, тянуло тысяч на пять-семь, не больше.

— Константин Платонович, — Тотлебен сбавил тон и заговорщицки подмигнул мне, — я знаю, кому продать эту посуду в Берлине по нормальной цене. Отвезу ему всё, что есть, деньги поделим пополам.

Поймав мой недоверчивый взгляд, Тотлебен возмутился:

— Да как вы могли подумать?! Я человек чести. Вы получите деньги, даже если мне придётся ехать за вами в Россию.

— Хорошо, пакуйте золото и делайте, как сказали. Буду верить в вашу порядочность.

Если честно, мне не хотелось возиться с этой посудой. Куда я её дену? Тащить с собой? Продавать потом? Бог с ним, Тотлебеном, он и правда хорошо дрался, пусть порадуется человек.

Пока он паковал ценности в мешки, я прошёлся по сокровищнице. На дальней полке на глаза попался плоский ящичек с ручкой. Эдакая помесь чемодана и здоровенной шкатулки. Я отщёлкнул замки и поднял крышку.

— У-у-у-у, ерунда какая, — прямо у меня над ухом разочарованно протянул Тотлебен, подумавший, что я нашёл нечто ценное.

Внутри в углублениях, обитых тканью, лежали три длинных металлических цилиндра. Отдельно от них тускло блестел синеватой сталью додекаэдр. Все детали покрывали мелкие пятнышки ржавчины и пыль.

— Выкиньте, — Тотлебен махнул рукой, — эта штука ничего не стоит.

— Думаете?

— Обычные железки, гарантирую.

Я захлопнул крышку, подумал несколько секунд и вытащил ящик с полки.

— Прихвачу на память как сувенир.

— И охота вам такую тяжесть таскать. Вот, возьмите лучше этот кубок! Хоть и серебряный, зато старинная работа.

Он сунул мне в руку небольшую чашу.

— И всё же я заберу. Там неплохая сталь, попрошу кузнеца сделать мне кое-что из снаряжения.

— Смотрите сами. Всё, я готов, можем идти обратно.

Едва мы вышли из сокровищницы, перед нами из стены появилась бледная полупрозрачная женщина. Платье, вышедшее из моды два века назад, высокий головной убор конусом, призрачный шлейф стелется по полу. На белом, как снег, лице застыла маска скорби и ужаса. Взгляд ледяных глаз скользнул по нам, бескровные губы презрительно изогнулись, и она прошипела:

— Живые!

Тотлебен побледнел, став одним цветом с дамой, и начал истово креститься.

— Белая дама, — прошептал он, — призрак династии Гоге… Гуге…

От страха он икнул, уронил мешки и зажал рот ладонями.

— Спокойно, сейчас разберёмся.

Желания упокаивать семейное привидение прусских королей у меня не было. Я вздёрнул Анубиса и послал в призрака лёгкую волну эфира.

— Ты! — Белая дама указала на меня пальцем.