Долго ждать не пришлось. Отражение на поверхности воды дрогнуло, и вместо себя я увидел лица утопленниц.
— Сегодня после заката придёте по моему зову и заберёте вашего убийцу.
В ответ послышался шёпот, больше похожий на плеск воды.
— Мы не можем увидеть, владыка ночи. Его укрывает тень Чужих.
Ах, вот оно что! Языческие божки сумели замаскировать своего “жреца” от мести утопленниц, отчего те и нападали на всех подряд.
— Я укажу вам убийцу.
Резким движением я вытащил руку из воды и оборвал контакт. Хоть я и некромант, но разговоры с заложными покойниками удовольствия не доставляют. Чувствуешь себя, будто улёгся в сырую могилу и тебя закапывают заживо.
Встав, я не спеша пошёл в усадьбу. Все приготовления были сделаны, оставалось только предупредить Марью Алексевну и дождаться вечера.
Глава 32 — Три щелчка
Ужинать в усадьбе Сумкиной было принято поздно. Мне именно этого и требовалось — за окном стемнело, а за столом собрались все главные обитатели поместья, включая заказчицу и злодея. Так что я неспешно поел, не отвлекаясь на разговоры, и уже за кофием взялся исполнять план.
— Скажите, Клаус Манфредович, давно вы изучаете рудознатство?
— Достаточно, чтобы разобраться в предмете.
— Я вот тоже думаю заняться изысканием полезных ископаемых в своём имении. Не подскажете, какие труды стоит почитать для начала?
Цверг надменно выпятил подбородок.
— Боюсь, у вас ничего не получатся. Геология суть наука о земле, и минералогия, наука о рудах и минералах — есть сложны для обычный человек.
— Клаус Манфредович, вы несправедливы к Константину Платоновичу, — вмешалась в разговор Марья Алексевна, — он бакалавр Сорбонны и понимает в современных науках.
Я широко улыбнулся цвергу с демонстративным дружелюбием. Что, дружок, не удалось улизнуть от ответа?
— Да, Клаус Манфредович, мне вполне по силам разобраться и с минералогией, и с геологией. Тем более в Сорбонне я прослушал курс лекций эфиролитологии. Это наука о проницаемости земных пород эфиром. Слышали про такую?
Губы управляющего сжались в тонкую ниточку, будто его оскорбили. Не обращая внимания на его мимику, я взял с блюда ватрушку и продолжил монолог, обращаясь уже ко всем сидящим за столом.
— Дело в том, что магический эфир по-разному ведёт себя с разными каменными породами. Та же сырая глина впитывает его как губка, мягко искажая фоновые потоки, а песок, наоборот, даёт лёгкую рябь. Скажем, мрамор, — я продемонстрировал всем ватрушку в руке, — плохо его пропускает и почти не накапливает.
Вооружившись вилкой, я вонзил её в румяный ватрушкин бок несколько раз и покрутил булочкой в разные стороны, демонстрируя всем присутствующим. Собравшиеся за столом взирали на меня с живым интересом, будто я собираюсь открыть тайны вселенной.
— А вот железная руда проводит эфир очень хорошо, накапливает и легко отдаёт.
Отложив ватрушку, я взял эклер, поднял перед собой и ткнул вилкой. Из проколов тут же потёк густой крем цвета топлёного молока.
— Оттого над залежами железа наблюдаются нестабильность магического фона с выраженным “сквозняком” на магнитные полюса.
— Да вы что, — язвительным тоном ответил цверг, — как же это поможет вам искать более ценные руды?
— Очень просто, дорогой мой Клаус Манфредович. Например, золото ещё сильнее проводит эфир. И над россыпями золотого песка или самородными залежами всегда можно заметить мелкие нестабильные вихри эфира. И прогулявшись сегодня вдоль Ушны, я бы точно не стал искать в ней золото — фон эфира над руслом типично “глиняный”, с лёгкой “песочной” волной.
Боковым зрением я заметил, как встрепенулась Сумкина и чуть ли не с гневом посмотрела на цверга. Но тот не заметил этого взгляда, высокомерно уставившись на меня.
— Это есть глюпость, молодой человек. Вы ничего не понимайт в рудознатство.
— Быть может, Клаус Манфредович, быть может, — я перестал улыбаться и вложил в голос явную угрозу. — Но я точно знаю, что убийства молодых девушек не помогут найти жёлтый металл. Готов поставить тысячу рублей, что взамен вы получите каторгу в Сибири, а не богатство.
Над столом повисло гробовое молчание. В полной тишине старые напольные часы скрипнули шестерёнками и отбили медью десять ударов. Пока звучал гулкий звон, цверг, не мигая, смотрел мне в глаза.
— Вы есть дурной шутник, Константин Платонович, — он зло растянул губы, — крепостной орк-девка не чъеловек, а говорьящее орудие. Орк есть унтерменш, как говорят в моём княжестве, двуногое животное без перьев. За него мне въыпьешут штраф, и только.
Я не успел ответить ему, как в разговор вмешалась Сумкина.
— Клаус Манфредович, погоди-ка. Это ты про моих крепостных? Их же в беглые записали. Сам же говорил, что их цыгане сманили! Ты меня обманул, что ли? — Настасья Петровна побагровела. — Убыток мне нанёс, немчура?!
Цверг обернулся и смерил её холодным взглядом.
— Глюпый женщина. Я всё делать правильно! Вы хотеть золото — я найти средство.
— Это не средство, дорогой Клаус, — я выбил дробь пальцами по столу, — это убийство. И вам придётся ответить за него.