Дядя самых честных правил 6

— Вот из-за этого, — он указал на лес вдоль дороги, — по документам весь сосновый бор до самого Курково принадлежит мне. А Колбасов вытащил какие-то закладные моего покойного брата, мол, по ним лес его. В суде дело уже третий год рассматривается, да всё никак с места не сдвинется. Так он приказывает крестьянам рубить лес да жечь его на уголь. Уже трижды чуть до крови не дошло — у него Талант слабенький, а у меня только деланные фокусы. Последний раз стрельбу пришлось устроить, так Василия моего ранило чуток.

— В следующий раз, Фёдор Апполинарьевич, вы прямо скажете, что требуется моя защита, без хитрости.

— Константин Платонович! Ей-богу, не специально! Мы его, может, и вовсе не встретим. Я даже не думал об этом, когда предлагал съездить за книгами.

Он так натурально возмущался, что я только покачал головой. Ладно, на первый раз будем считать случайностью, так и быть. Но зарубочку я себе поставлю.

* * *

До Никольской церкви мы добрались без приключений. Курково и Замотрино оказались самыми обычными деревнями с деревянными избами, огородами и орущими на заборах петухами. Сама церковь была старой, ещё деревянной, с чёрными от времени стенами.

Едва мы подъехали, к нам навстречу выбежал дьячок. Сухонький дядька с редкой козлиной бородкой и добрыми прозрачно-голубыми глазами.

— Фёдор Апполинарьевич! Какая радость, что вы приехали! А я уж и не чаял вас видеть.

— Здравствуй, Иван Васильевич. Как дела твои?

— Да всё так же, Фёдор Апполинарьевич. Колбасов не наведался ни разу, вот надеюсь, что новый иерей наставит его на путь истинный.

С четверть часа они обсуждали какие-то свои дела. Затем Ларин попросил дьячка показать метрические книги.

— Проверить хочу, Иван Васильевич, всё ли правильно внесено по моему брату. Сам знаешь, отец Николай уже лет десять глазами слаб был, может, не так что записал.

— Да-да, конечно, Фёдор Апполинарьевич. Пройдёмте.

Дьячок отвёл нас в небольшой флигель за церковью. В нём, похоже, жил покойный священник, и здесь же хранились эти самые книги.

Я взялся смотреть записи, а Ларин «неожиданно» вспомнил, что привёз какие-то продукты «в качестве пожертвования», и они вдвоём с дьячком вышли из флигеля. А мне только этого и надо было. Ну-с, посмотрим, где запись о смерти Татьяны Лариной? Я легко нашёл нужную страницу, благо даты шли по порядку, а нужная была известна.

Как исправить написанное пером так, чтобы не оставить никаких следов? С помощью магии, естественно. А как не оставить и магических следов? Для этого есть свой маленький секрет.

Сначала надо «вытянуть» чернила неугодной строки. Всего три Знака в связке, и над книгой повис крохотный чёрный шарик сухого пигмента. Эфирных следов к бумаге практически не прилипло — воздействие делалось на чернила, а их я выкину где-нибудь в другом месте. Но в книге осталось свободное место от сведённой строки, так что нужен ещё один шаг. Пять Знаков, одна Печать, короткий взмах small wand’а, и оставшиеся строки равномерно раздвинулись на странице. Ну вот, будто ничего и не было! Даже если кто-то станет искать эту запись, то никогда ничего не найдёт. А следы эфира размажутся по всей книге и будут не видны.

В последний момент я вспомнил слова Марьи Алексевны и полез искать отметку о рождении. Пришлось пролистать толстую книгу почти к началу, чтобы обнаружить нужную строчку.

«Усадьбы Замотрино помещика Алексея Ларина сына Апполинарьева родилась дочь Татьяна».

Дата рождения, дата крещения. Священник хоть и не делил страницы на столбики с разными данными, но дотошно записывал все подробности, включая крёстных родителей и даже приметы новорождённых.

«Дщерь Алексеева имеет глаза карыя, волосья светлые, а на щеке малое пятно родимое с гривенник».

Описание совершенно не подходило к Татьяне, но просто уничтожить его было нельзя — пустое место тотчас вызовет подозрение. Ёшки-матрёшки, что делать-то?

Глава 16 Колбаса для слонотоптама

Ещё только-только вернувшись с войны, я пришил маленький кармашек на кобуру small wand’a. В нём и лежала с тех пор стеклянная палочка с золотым сердечником — needle wand. И теперь, сидя над метрической книгой, я мог с полным правом похвалить себя за предусмотрительность.

Нарисовав несколько знаков, чтобы «размягчить» старые чернила на бумаге, я принялся менять очертания букв. Тонкая, скрупулёзная работа, требующая концентрации. Я даже дышать старался через раз, чтобы кончик needle wand’а меньше дрожал. С величайшим трудом за четверть часа удалось поменять слова в строке.

«Дщерь Алексеева имеет глаза синяя, волосья тёмные, особливых примет же не имеет».

Вот только буквы в словах немного плясали, да и почерк стал малость отличаться. Увы, я не каллиграфист и не реставратор, чтобы подделывать чужие надписи магическим способом. И чтобы скрыть неумелую подделку, пришлось слегка подпортить всю книгу.

В шкафчике у окна нашлась бутылка с остатками кагора. Дрянного, судя по запаху, я бы такой даже пробовать под угрозой расстрела не стал. Но для дела сгодилась и такая бурда.