Дядя самых честных правил 8 (СИ)

— Мутная там история. Подробности только Яков Брюс, покойный, да Васька знали. Хозяйка очень злилась, но Васька сумел с ней заключить договор: дело некромантское продолжал делать и больше двадцати лет ещё протянул, хоть и умер в мучениях. А о сыне его не слышно ничего было: Васька со мной не обсуждал, а я и не спрашивал.

Взгляд Лукиана стал насмешливым и немного грустным.

— Если хочешь знать, ты не слишком похож на отца с матерью. Но очень напоминаешь Ваську в молодости, практически одно лицо. Только характер лучше и силы побольше. На твоём месте я спросил бы у Хозяйки…

Я отрицательно покачал головой.

— Зачем ворошить прошлое? Нет смысла копаться в старых тайнах. Я есть тот, кто я есть, вне зависимости от того, кто на самом деле мои родители. Если Василий Фёдорович не желал рассказывать, я буду уважать его волю. К тому же, — я улыбнулся, — всё это может оказаться лишь домыслами и никакой тайны не было.

— Пожалуй, ты прав, отрок. От знания древних секретов только сны дурные снятся и совесть мучает, — Лукиан вздохнул. — Я бы многое с удовольствием забыл, если бы мог. Вот толку оттого, что знаю, кто убил царевича Дмитрия? Ничего не изменишь, а червячок грызёт — мог бы спасти, Смуты бы не было…

Он махнул рукой и скривился, будто укусил горькую редьку.

— Последний вопрос, отец Лукиан. Я уже вошёл в силу как некромант? На меня распространяется запрет?

Он покатал желваки на скулах и кивнул.

— Давно уж. Как Жатву начал, так и стал полным некромантом.

Видя моё настроение, Лукиан встал и тихо вышел из комнаты.

* * *

Если Лукиан запамятовал рассказать о запрете для некромантов, то у меня напрочь вылетели из головы и Мышкин, и Злодейный приказ. Я совершенно забыл рассказать монаху о должности, на которую мы с Кижом его и сосватали. И чуть ли не по лбу себя стукнул, когда через неделю в Злобино приехал Шешковский с Чагиным.

Просьбу Шешковского возглавить осиротевший Злодейный приказ Лукиан выслушал молча, с безразличным выражением лица. Я был уверен, что он сразу же пошлёт тайного экспедитора куда подальше, но монах начал задавать вопросы:

— Чин какой императрица начальнику приказа жалует?

— Действительного тайного советника.

— Жалование какое положит?

— Две тысячи рублей в год.

Лукиан недовольно поджал губы.

— Маловато будет за подобные хлопоты.

— Обер-прокурор Злодейного приказа может оставлять для своих нужд десять процентов от собранной дани.

Хмыкнув, Лукиан поднялся и прошёлся туда-сюда по гостиной, где мы сидели. Встал у окна, долго смотрел на парк, а затем заявил:

— Воровство оставлю как есть, взятки всякие и прочее жульничество. Невелик грех, коли у богатых берут. А вот убивцев да разбойный люд, что на дорогах кровушку пускает, буду искоренять. Смерть сама знает, за кем приходить, ей такие помощники не нужны.

— Так вы согласны, Лукиан Лукьянович? — встрепенулся Шешковский.

— Согласен, коли указ Синода привезёшь, что с меня покаяние снимается, — Лукин грозно посмотрел на Шешковского. — И гляди, чтобы все подписи настоящие были!

Тайный экспедитор кивнул и что-то записал у себя в книжечке.

— Ещё одно, — продолжал Лукиан. — Переезжать я никуда не собираюсь, буду приказом из Злобино управлять. — Он коротко хохотнул. — Уж больно название для должности подходящее. Да и ученик у меня здесь, ещё сколько лет придётся его наставлять.

Я сдержал смешок. Ага, наставляет он меня, как же. Думаю, ему просто лень куда-то ехать да и не хотелось отказываться от рябиновки Настасьи Филипповны. Но мне это только на руку: начальник преступного мира рядом никогда не помешает.

* * *

Перед отъездом со мной попросился переговорить наедине Чагин. Мёртвый «мафиози» уже выглядел не ходячим трупом, а вполне себе бодрым сударем. Похоже, бытие поднятым мертвецом ему очень даже нравилось.

Отказавшись садиться, он встал передо мной навытяжку и многословно извинился за доставленные в Павлово неприятности. Мол, по скудоумности хотел выслужиться перед князем Мышкиным, но никаких недобрых чувств ко мне не испытывал. В своей смерти не винит и даже благодарит, что я поднял его в виде заложного мертвеца.

— Спасибо, Константин Платонович, вернули меня к жизни.

— Тоже мне жизнь, — я хмыкнул от такой формулировки.

— Не скажите, Константин Платонович. Впервые за тридцать лет у меня ничего не болит, голова ясная, могу хоть сутки напролёт в карты играть. Дохтура мне запрещали к шампанскому притрагиваться, а сейчас хоть весь подвал могу выпить.

— Ну, если нравится, — я пожал плечам, — наслаждайся, пока можешь. Только Кижа не вздумай в карты обыгрывать, когда он в Муром приезжает. Он за такое и зарубить может, а я покойников из кусков сшивать не умею.

— Благодарю за предупреждение, — Чагин поклонился, — постараюсь не становиться у Дмитрия Ивановича на пути.

— Это всё?

Чагин мотнул головой.

— Лев Николаевич, перед тем как ехать на встречу с вами, оставил инструкцию. После того, как вы меня поднимете, я должен вам кое-что отдать.

— Давайте, — я протянул руку.

— Груз прибудет сегодня вечером, — Чагин растянул губы в усмешке, — два миллиона рублей золотом.

— Мне не нужны преступные деньги.