По дороге в Рим я несколько раз менял себе личину. Выискивал в памяти опричников, убитых мной в Петербурге, и натягивал их образ на себя. Последним и самым удачным стало лицо усатого мужчины с хитрым прищуром. Почему-то итальянцы принимали его за своего и не пытались задирать цены, как приезжим.
Диего тоже пришлось маскироваться, но уже по-другому. Она сменила привычный ей мужской костюм на платье горожанки и шаль, а волосы уложила по местному обычаю. Если бы преображение не происходило на моих глазах, то я бы, пожалуй, и не узнал её в этом виде. Вот только она сама осталась недовольна новым нарядом и всю дорогу ворчала по этому поводу. Больше всего её раздражала юбка, которую она то и дело нервно одёргивала. А на мужчин, вздумавших оказывать ей знаки внимания или игриво посмотреть, испанка так зыркала, что те сразу же отворачивались и старались больше ей на глаза не попадаться.
Поселились мы в римском предместье. Диего здесь ориентировалась как рыба в воде и на узких пыльных улочках небогатых районов выглядела своей. Оставив меня в повозке, она поболтала с одной компанией кумушек, потом с другой и быстро нашла крохотный домик, который нам сдали за сущие гроши.
Я перетащил вещи в дом, отправил Диего на рынок за провизией и принялся обустраивать нашу «оперативную базу». Во-первых, нарисовал на полу первого этажа несколько Печатей, скрывающих возмущение эфирного фона. Эдакий «зонтик», не дающий обнаружить присутствие Талантов, причём накрывающий сразу несколько кварталов. Не знаю, сканирует ли папская охрана или инквизиция окрестности Рима, но лучше перестраховаться.
Во-вторых, закрыл все двери и окна охранными Знаками, чтобы избежать непрошеных гостей и воришек. Теперь без моего разрешения никто не сможет войти в дом, ну а если и проберётся внутрь, то не сумеет выйти. Кроме сильных колдунов, разумеется.
Остаток дня я кашеварил на кухне. Слуг нанимать не хотел, а поручать готовку мёртвой испанке было нельзя. Так что пришлось самому, вооружившись ножом и ложкой, резать, жарить и тушить. В одном из кухонных шкафов я нарисовал деланную связку со Знаком Льда, устроив временный «холодильник». Туда и отправились здоровенная кастрюля с куриным супом и котелок с рагу из баранины.
Наблюдая, как я режу мясо, Диего покачала головой.
— Не ожидала, что ты умеешь готовить.
— Что в этом такого особенного? Личный повар появился у меня только в Злобино, а в Сорбонне я обходился даже без горничной. Так что жизнь научила всему необходимому, даже стирать не хуже прачки.
— Князь, полоскающий портки, — хрипло засмеялась испанка. — Хорошенькое зрелище!
— Раз тебе нечем заняться, на вот, — я кинул ей луковицу, — порежь мелко.
Диего закатила глаза и состроила лицо герцогини, которой предложили помыть во дворце полы. Но под моим взглядом осеклась, взяла нож и с остервенением принялась рубить лук.
— С чего начнём, Констан?
— С мяса, естественно. Или ты про наши дела в Риме? Завтра прогуляемся к собору Святого Петра, заглянем под «плащом» в резиденцию Папы и попробуем найти кардинала Мартино.
— Не уверена, — поморщилась Диего, — что смогу накинуть на тебя «плащ». Он у меня не слишком хорошо выходит.
— Сам справлюсь, — я усмехнулся, — ничего сложного в нём нет. А теперь порежь морковь соломкой, пожалуйста.
Увы, бессердечная реальность жахнула по моему плану железным молотом. На следующий день мы с Диего неспешно «прогуливались» по Риму и изображали ничем не выдающихся обывателей, держа направление к Ватиканскому холму. Туда, где располагались собор Святого Петра, резиденция Папы и замок Святого Ангела. Но едва мы пересекли невидимую черту, как Диего сбилась с шага и начала спотыкаться. А потом и вовсе остановилась, схватилась за стену дома и затрясла головой.
— Констан, мне дурно, — просипела она, — голова кружится, и на грудь давит.
— Спокойно, обопрись на мою руку, и идём обратно.
Стоило нам вернуться к ближайшему перекрёстку, как Диего полегчало и она смогла идти самостоятельно.
— Не понимаю, — испанка с подозрением осматривала улицу, на которой ей стало плохо, — может, в каком-нибудь доме защитный амулет?
— Стой тут. А я проверю, что там такое.
Оставив Диего, я снова двинулся в направлении Ватиканского холма, осматриваясь вокруг магическим зрением и пытаясь нащупать опасное для поднятых колдовство. Потребовалось сделать шагов пятьдесят, прежде чем я ощутил робкие касания чужой магии. Я остановился, будто разглядывая барельеф на одном из домов, и выпустил «ловчую сеть». Меня тряхнуло, когда её нити коснулись причины дурноты Диего.
Древние… Нет, не так. Очень-очень древние Знаки и Печати лежали под Ватиканским холмом. Старше любого из стоящих там зданий, старше улиц и камней мостовых. Наложенные ещё в те времена, когда на этом месте авгуры-язычники смотрели на внутренности жертвенных баранов и выкрикивали ватицинации — предсказания будущего. Старые, грубые, но очень мощные Знаки, запрещающие поднятым мертвецам заходить сюда. Отцы церкви, когда искали место для собора и резиденции Папы, не могли сделать лучшего выбора.