Дядя Жора (гл.1-15)

Наши супертанки в количестве девяти штук были сделаны в Екатеринбурге, но опытный образец строился на Георгиевском автозаводе. Боря, решив возродить лучшие традиции советской интеллигенции, по окончании испытаний выкупил этот образец, а потом за свой счет произвел капремонт и глубокую модернизацию. Изнутри танк оббили пробковой переклейкой, чем-то пропитанной для негорючести, а поверх нее наклеили обои фривольного содержания. На рычаги фрикционов были поставлены гидроусилители, так что усилия на них упали до килограмма. Из дополнительного оборудования танк заимел стереомагнитофон, складную койку и унитаз в углу боевого отделения. Затем это зримое воплощение патриотического подъема получило собственное имя "Борис Фишман" и сейчас ждало только экипажа, чтобы отправиться в Манчжурию, ну, а пока Боря ездил на нем в "Путаниум". В "Ведомостях" уже писали про этот танк, причем статья называлась "Стыдно, господа русские промышленники!".

Молодец Боря, подумал я, а то про показ этого танка в моем секретариате почему-то не подумали.

Гость прилетел к обеду, так что первым делом я повел его кормиться в нашу столовую самообслуживания. Не могу точно сказать, как он отреагировал на самолеты и танк, но столовая его просто потрясла. Первое, чего он не понял – это кому и как платить за еду.

– Никому и никак, – пояснил я, – питание тут бесплатное. Впрочем, вы обратили внимание, что в конце раздачи все берут вот такие бумажки?

Я показал ему листок вроде объявления с отрывными телефонами, только вместо номеров там были просто крупные цифры от единицы до пяти.

– Когда покушаете, оторвете нужную цифру, которой вы оцените обед, и бросите ее в ящик рядом со столом для использованных подносов. Пять – это значит, что вы считаете обед великолепным, единица – отравой, ну а все остальное между этими понятиями.

– И что, вы всегда едите здесь? – не поверил Уэллс.

– Разумеется, не всегда. Во-первых, бывают протокольные мероприятия. Во-вторых, у меня иногда случаются гости, отягощенные слишком высокими титулами – вроде вашего короля, например. Ну, и со временем бывает напряженно, так что приходится у себя в кабинете одновременно и есть, и читать. А так – конечно, хожу сюда, тут хоть выбрать можно, а в кабинете что принесли, то и жрешь.

Первое Уэллс съел в молчании, но затем набрался решимости задать давно созревший у него вопрос:

– Господин Найденов, я не могу отделаться от мысли, что в глубине души вы социалист.

– То есть как это в глубине? – даже слегка обиделся я. – И снаружи он же самый, просто пробы ставить негде! Неужели не видно?

– Но ведь ваша безжалостная борьба с социалистическими партиями… – неуверенно начал Уэллс.

– Простите, но это вас кто-то обманул – не борюсь я с ними. В России две легальных партии социалистической направленности, и с ними я не то что не воюю, а вовсе даже плодотворно сотрудничаю. Еще есть две нелегальных, и с ними, если они нарушают закон, поступают исключительно в рамках этого закона. Кстати, по российским законам образование нелегальной партии преследуется не уголовным, а административным порядком. А то, на что вы, скорее всего, намекаете – так это просто бандиты. Понимаете, у вас на Западе странная традиция – стоит только грабителю объявить о своих социалистических воззрениях, его тут же записывают в политические борцы.

Я не стал уточнять, что такое происходит исключительно с зарубежными поборниками прогрессивных учений, а своих те же англичане всегда за милую душу сажали и вешали именно как бандитов. Вместо этого я продолжил:

– Я считаю, что если грабеж или убийство имеют идеологическую подоплеку – то это отягчающее обстоятельство. А те, которых западная печать преподносит как невинных жертв злодея Найденова, были взяты на месте преступления и расстреляны в процессе оказания сопротивления.

Действительно, тут я нисколько не кривил душой. После убийства комиссара в Киеве принадлежность к партии левых эсеров или ее финансирование были объявлены преступлениями против Империи, и у фигурантов имелись целые сутки, чтобы прибежать в ближайший полицейский участок и покаяться. Четверо, воспользовавшиеся этой возможностью, живы до сих пор.

– Однако то государственное устройство, которое вы пытаетесь построить в России, не очень похоже на социализм, – заметил Уэллс, делая перерыв в поедании макарон по-флотски, ибо на его европейский взгляд порция была явно велика.

– Это смотря по какому классику социализм, – возразил я, – да вот хотя бы Ленина почитайте. Он ведь ясно и аргументировано пишет, что государственный капитализм является идеальной заготовкой для социализма, последним этапом перед переходом к нему! Так именно госкапитализм мы с его величеством императором и строим.