Дядюшка-флейтист

Не заметила Наташа, что из-под ворот соседнего дома ее с любовью провожали затуманившиеся слезами глаза. Николай Васильевич поджидал девочку, надеясь кивнуть ей головой, если она его заметит. Он мысленно благословлял ее на новую жизнь и мечтал в будущем хоть чем-нибудь порадовать дорогое ему маленькое существо, как теплый солнечный луч озарившее его темную, безотрадную жизнь.

Исполнятся ли его обеты и желания — покажет время…

Сиротская доля

Флейта заиграла

В просторной, светлой столовой обедало более шестидесяти девочек. Одетые в одинаковые серые платья с белыми передниками и пелеринами, они тихо и чинно сидели за двумя длинными столами, лишь время от времени некоторые резвые шалуньи перешептывались, толкали друг друга и потихоньку хихикали. Девочки были разных возрастов: совсем маленькие крошки с наивными детскими личиками, девочки-подростки и уже почти взрослые девушки.

Тут же, по краям столов, сидели две воспитательницы в темных платьях. Одна — молодая, с добрыми близорукими глазами, которые она постоянно щурила. Другая — худощавая, седая старушка с холодным взглядом светлых, как бы стальных, глаз; она держалась прямо и строго посматривала на девочек.

Было начало осени. В открытые окна столовой врывались теплые, ласкающие лучи солнца и доносились уличные звуки: чирикали воробьи, кричали разносчики, громыхали проезжающие экипажи, телеги, слышались разговоры прохожих.

— Петрова, не мечтай, пожалуйста! Что ты все оборачиваешься?! Ешь скорее! — громко и раздельно, отчеканивая каждое слово, произнесла пожилая воспитательница.

Та, к которой относились эти слова, — маленькая, худенькая девочка, с коротко остриженными, торчащими ежиком волосами, с большими выразительными, точно удивленными, глазами, вспыхнула и привстала на окрик.

— Садись и ешь как другие… О чем ты всегда мечтаешь?! Глаза подняла в небо, рот открыла… Этак у тебя ворона кусок изо рта унесет, — пошутила старушка.

Воспитанницы звонко и весело засмеялись, очень довольные возможностью развлечься. Правда, учительница живо их успокоила.

Петрова застенчиво улыбнулась, села на свое место и усердно принялась за еду.

— О чем ты вечно думаешь, Наташа? — шепотом спросила ее соседка, маленькая, полная, курносая девочка с черными глазами и с ямочками на пухлых щеках.

— Ни о чем… так… просто… Я даже совсем не думала… — ответила Наташа.

— Смешная ты! Ни о чем не думать нельзя. Зоя Петровна говорила, что каждый человек всегда о чем-нибудь думает… Значит, ты — не как все люди?

— Я смотрела в окно… Там птички чирикают, видно кусочек неба, такое синее-синее… Там хорошо, светло… Право, я ни о чем не думала. Не знаю, что и сказать…

— Ты Незнайка, Петрова. Не хитри… Я знаю, знаю, о чем ты всегда думаешь, — шепотом поддразнила подругу черноглазая девочка, улыбаясь и строя уморительные гримасы при каждом слове.

Наташа удивленно и вопросительно посмотрела на нее и снова покраснела.

В это время на улице за окном раздались грустные, заунывные звуки флейты.

Как и что затем произошло, никто потом не мог как следует вспомнить…

Вдруг раздался крик и поднялся невообразимый переполох.

— Ай-ай-ай! Флейта! Флейта! Дядя! Флейта! — послышался громкий возглас. Потом другой, третий… Все повскакали с мест. Наташа первой бросилась к окну. За ней — все девочки. Попадали скамейки, ложки, вилки; кто-то опрокинул кружку с водой…

Лицо Петровой было красное, испуганное. Она высунулась в окно и, казалось, не помнила себя.

Учительницы бросились за девочками; они успокаивали их, брали за руки, тянули к столу, грозили, уговаривали, расспрашивали:

— Что случилось? Кто первым закричал? Почему Петрова побежала к окну? Как смели все повскакать с мест? Садитесь, садитесь скорее! Все будете наказаны! Начальница идет!

Все с шумом бросились по своим местам. Постепенно водворились порядок и тишина.

Начальница — маленькая, еще не старая женщина в синем платье и с черной кружевной косыночкой на голове, стоя в дверях, строго смотрела на воспитанниц.

— Что тут произошло?

Послышались отрывочные, робкие, бестолковые ответы:

— Мы испугались… Мы думали… Там на улице заиграла флейта…

— Ну и что ж такого, что заиграла флейта? Чего тут пугаться-то, зачем кричать, беспорядок устраивать?

— Заиграла флейта… Наташа Петрова закричала… Мы испугались…

— Я ничего не понимаю. Надежда Ивановна, объясните, пожалуйста, — обратилась начальница к старушке.

— Я и сама не могу понять, Анна Федоровна, отчего они все переполошились, повскакали с мест, закричали. На улице какой-то мальчишка заиграл на флейте. Кажется, первой закричала и бросилась к окну Наташа Петрова.

— Петрова, поди-ка сюда!

Виновница переполоха, взбудоражившего весь приют, бледная, как полотно, встала и подошла к начальнице; она вся дрожала, крупные слезы скатывались по длинным ресницам.

— Скажи, пожалуйста, отчего ты закричала? Как ты посмела вскочить из-за стола?

Девочка молчала.

— Отвечай мне! Как ты решилась на такую дикую выходку? Отчего ты вскочила? Ты всех перепугала и вызвала ужасный беспорядок!

Девочка начала всхлипывать.

— Петрова, отвечай сию минуту!