Дядюшка-флейтист

Как бывало прежде в доме тетки, так теперь и здесь Наташа забивалась куда-нибудь в уголок, в уединение, наблюдала и обо всем рассуждала сама с собой. Она никому не сообщала своих наблюдений, потому что привыкла молчать и таить все в себе.

Соня Малкова и Дуня Григорьева перед воскресеньем всегда так нежно целуют Аню Мухину, и платье казенное ей зашивают, и постель стелют, — это чтобы она им побольше дала из гостинцев… Когда Анюта Мухина развязывает свой узелок, то Дуня Григорьева чмокает губами, ее бледное круглое лицо становится красным, глаза прыгают, и она ласкается к Анюте, как кошка… Больше всего Дуня любит гостинцы, любит поесть… За обедом у всех выпрашивает лишнюю порцию; за гостинцы все готова отдать — книгу, ленточку, тетрадь, свои карандаши, перья, бумагу выменивает на пастилку или леденец. Ей бы всегда чего-нибудь пожевать… Поэтому она такая полная, точно налитая, неповоротливая и ленивая. Соня Малкова, рыжая, косоглазая девочка, очень хитрая: всегда старается свою вину свалить на других, очень часто лжет, обманывает, и за нее наказывают подруг. Аня Мухина любит всем приказывать, всегда важничает, перед всеми хвастается. Лучше всех Верочка… Она ко всем одинакова добра и ласкова, всем готова помочь. И какая она хорошенькая, какая у нее чудная коса!

Так втихомолку, про себя, разбирала своих новых подруг Наташа. К ней все относились равнодушно, холодно, чаще всего подсмеивались над ней, называли ее Сычом, Тихоней, Незнайкой. С ней было скучно. Бедность, одиночество, застенчивость очень часто отталкивают людей, а блеску, красоте и богатству — поклоняются.

В приюте все очень тянулись к Анюте Мухиной. Шаловливая, изящная брюнетка, с живыми серыми глазками, с ярким румянцем, эта двенадцатилетняя девочка была для своих подруг чем-то вроде кумира. Мать ее служила экономкой у какой-то важной графини и очень баловала свою дочку. Она часто брала девочку к себе, носила ей массу лакомств, ленточек, конфет; зимой приносила букеты живых цветов и дорогие бонбоньерки[10]. Рассказы Анюты волновали весь приют, как волшебная сказка.

— Ах, девицы, какие комнаты у нашей графини!.. И рассказать-то невозможно! Такие все прелести… Вы и представить себе не можете… Зала белая с золотом. Мебель атласная, зеркала огромные, на потолке разные картины нарисованы… Знаете, летят ангелочки и держат гирлянды цветов… Одна гостиная у нас китайская, и потолок сделан как небо, и звездочки и луна — как настоящие… А на столах слоны и львы, разные китайские звери и люди… И диковинная китайская мебель, вся расшитая разноцветными шелками… Другая гостиная — помпадур[11]… Это, знаете, все так пышно-пышно, и мебель с розовыми цветами. А спальня у нашей графини вся зеленая, а стены шелковые, и кровать под балдахином, а на полу подушки лежат, куда графиня свои ноги ставит, и такие зеркала, что можно себя со всех сторон увидеть…

Раскрыв рты, слушали девочки Анюту. Они все завидовали ей и считали ее, ходившую по этим роскошным комнатам, каким-то высшим существом. Девочка рассказывала подругам, что графиня ест всегда на золоте и на серебре, что каждая чайная чашка у нее стоит двести рублей. Она рассказывала им о балах графини, как там играет музыка, как танцуют военные, все в золоте, и барыни — все в бриллиантах, и шампанское разносят во льду; сколько огней горит, какие наряды у барынь… И как маленький брат Анюты, вымазанный черным и одетый арабом, в золотой тачке развозит букеты цветов. А дамы берут эти букеты и дают брату конфеты…

— Счастливая ты, Анюта, все это видела своими глазами!.. Ах, хоть бы разок в щелочку взглянуть, — завидовали подруги.

— Вот где угощенье-то!.. Попробовать бы… Я бы все, что у меня есть, отдала, только бы меня хоть разок на балу попотчевали, — говорила Дуня Григорьева.

— А я бы согласилась хоть поломойкой быть у графини, лишь бы все это видеть… — вторила ей Соня Малкова.

— А я бы пол жизни своей отдала, чтобы только меня графиней сделали, — мечтала Надя Андреева.

— И я бы тоже, — подхватывала Люба.

— Хоть бы годик так пожить… Эх, не всем дается такое счастье, — с грустью вторила ей сестра.

— Когда я кончу приют, то поступлю к графине камер-юнгферой[12]. Я буду у нее жить в отдельной комнате, буду ее одевать и причесывать, и у меня будет своя горничная. Графиня сама мне сказала, — хвасталась Анюта.

— Счастливая ты, Анюта! Вот какая жизнь тебя ждет!.. Заживешь ты барыней и нас всех забудешь, — хором говорили девочки, завистливыми глазами посматривая на самодовольно улыбавшуюся подругу.

— Нет, я вас не забуду. Вы ко мне приходите, может, я вам тоже покажу, как живет графиня, — обещала Анюта.

Однажды при таком разговоре присутствовала Верочка. Она насмешливо слушала Анюту и своих маленьких сотоварок, потом рассмеялась и, с сомнением покачав головой, сказала:

— Ничего-то вы, девицы, не понимаете. Ничего не видели дальше своего приюта… Как будто все графини счастливые! Как будто всем у графинь жить хорошо! Моя бабушка всегда говорила, что «через золото чаще всего слезы льются… Счастлив тот, кто молод, здоров, да у кого хлеб есть…»