Дядюшка Наполеон

— Да нет, за братца я не тревожусь. Братец не лозинка тонкая, чтобы эта буря сломила его. Человек, который всю жизнь провел в бою, сумеет выстоять под ударами судьбы.

Асадолла-мирза безнадежно посмотрел на отца:

— Ну, пожалуй, и мне пора. Отправлюсь ночевать под крылышко дражайшей мамаши Дас-хатун!

Шагая вслед за отцом и Асадолла-мирзой к нашему дому, я слышал, как князь тихо и саркастически спрашивал отца:

— Вы не догадываетесь, кто мог рассказать Фаррохлега-ханум эту историю про арест англичанами группы лиц и высылку их в Арак?

Отец остановился и доверительно коснулся его руки:

— Я не совсем понимаю ваши намерения, князь.

— Моменто, Моменто, нет у меня никаких намерений, я просто спросил.

— Да нет, нет, вы намекали… Если вы думаете, что я приложил к этому руку, то ошибаетесь. Клянусь духом отца, я сам был в полном недоумении.

Видимо, не только я, осведомленный, как запросто отец обращается с духом своего родителя, усомнился в его искренности, поскольку, когда отец уже скрылся в доме, а я провожал князя, он сказал:

— Ну теперь нет ни малейшего сомнения в том, что зловредный Дустали передал твоему отцу разговор про волчонка.

— Что же делать, дядя Асадолла?

— Ей-богу, мне уже ничего на ум не идет… Я ведь как квартальный лекарь: когда недуг в ранге простуды, я могу прописать липовый цвет или таблетку аспирина, но если болезнь действительно серьезная и запущенная, надо звать профессора… В первый же день я порекомендовал курорт Сан-Франциско, потому что только в этом я специалист. Больной не послушался моих советов… А теперь уже поздно, придется все это большое семейство везти не на курорт, а к профессору, лечить всерьез.

— Значит, вы хотите бросить нас?

— Нет, сынок, просто сейчас у меня ничего не выходит… Надо потерпеть, посмотрим, как пойдет дело с изгнанием дядюшки на остров Святой Елены, а потом уж подумаем…

Тут мы дошли до поворота. Вдруг я увидел, что кто-то издалека бежит к нам.

Это был чистильщик. После приветствий и обмена вопросами о здоровье он заявил, обращаясь к князю:

— Ваша милость, помогите мне в одном деле.

— Моменто, и тебе тоже надо помогать?.. Вот удивительно, я с собственными делами никак не разберусь, а сам оказался штатным защитником всех жителей квартала… Так в чем дело? Что стряслось?

— Да вот ага уже несколько дней настаивает, чтобы я собирал свои манатки и катился отсюда. Раза два-три уже передавал через Маш-Касема, не желает, мол, больше, чтобы я тут располагался.

— А ты что?

—. Ваша милость, вы сами посудите. Я все это время здесь торчал, у меня и клиенты свои завелись, куда же мне опять перебираться? Разве это дело, с места на место бродить?

— Да нет, я спрашиваю, что именно ты ответил Маш-Касему?

— Ответил, скажи, мол, аге, что я тут останусь… Не могу, мол, отсюда уйти.

Асадолла-мирза даже зубами скрипнул с досады и пробормотал:

— Ответ хуже некуда! Так ведь и правда придется уходить.

Потом он принялся наставлять чистильщика, убеждая его не упорствовать, объясняя, что самое благоразумное будет покориться и устроиться квартала на два подальше. Но чистильщик стоял на своем, продолжая умолять Асадолла-мирзу о поддержке.

— Моменто, моменто, а может, правду люди говорят, что тебя одна из здешних женщин присушила?

После многословных уверений чистильщика, что ничего подобного нет и в помине, Асадолла-мирза пообещал посодействовать ему, насколько будет возможно, а когда чистильщик ушел, расхохотался:

— Ну вот, не было печали! Мало мне своих забот, еще одна прибавилась… Этот мальчишка втрескался в жену Ширали и не желает уходить. А дядюшка, ожидая английских властей, которые заявятся высылать его в Арак, желает, чтобы духу этого парня здесь не было, а то, не дай бог, спугнет англичан… Просто сумасшедший дом какой-то!

— Дядя Асадолла, а вы думаете, дядюшка все еще верит, что этот чистильщик — немецкий агент?

— Возможно, не слишком верит, но сомнение все-таки гложет его душу… На всякий случай он хочет устранить с пути англичан все возможные препятствия.

— Дядя Асадолла, я вам так надоел, что мне право неудобно и говорить вам…

— Да чего уж там, говори, не стесняйся, — смеясь, прервал меня Асадолла-мирза, — Я ведь читаю твои мысли. Ты хочешь сказать, что теперь, когда дядюшка всерьез ожидает англичан, вы с Лейли тоже в опасности. Весьма возможно, но больше ни о чем меня не спрашивай, дай мне подумать до утра, посмотрим, может, что-нибудь придет в голову.

Я опять провел ужасную ночь. Когда я ненадолго засыпал, мне снились кошмары, в которых было перемешано все на свете. Лейли в свадебном наряде, рука об руку с мужем, шла между двух шеренг английских солдат с саблями наголо к подъезду какого-то дворца, а муж ее был не кто иной, как Ширали. Английский главнокомандующий, одетый в шотландскую юбку вместо брюк, оказался вдруг Маш-Касемом. Я вскрикнул, Пури, который выступал за новобрачными, обратил ко мне свою лошадиную морду и жутко заржал.