— Хорошо, в таком случае, я полагаю, у нас кое-что получится. Полковника не было дома, я велел передать, чтобы он, когда вернется, пришел сюда — надо с ним тоже договориться. Я думаю, если мы как следует разыграем эту сцену — представитель явится, переговорит с агой и даст ему слово, что англичане прощают его вину, — положение в корне изменится.
Но отец покачал головой.
— Да пусть хоть сам Черчилль явится и собственноручно выдаст ему охранную грамоту — ага не примирится с мыслью, что англичане отступились от него. Ведь на самом деле он просто не хочет верить в это. Отвлекитесь на минуту от действительности. Представьте себе человека, который в длительной, кровопролитной войне уничтожил тысячи английских солдат… Нарушил все их колонизаторские планы… И этот человек способен поверить, что англичане ни с того ни с сего прощают ему все грехи?
— Моменто, моменто, но если у англичан есть третий великий враг, они могут, пусть не от чистого сердца, объявить перемирие на некоторое время — скажем, до конца войны. Во всяком случае, попробовать не мешает.
— Но, ваше высочество, откуда вы возьмете английского представителя?
— С помощью этого индийца Махарат-хана… Я слышал, он в ближайшие дни возвращается с юга, я, наверное, смогу уговорить его, чтобы он подыскал нам какого-нибудь англичанина.
Тут меня осенило. В ушах у меня опять зазвучал знакомый голос, который я утром слыхал в доме Асадолла-мирзы. Я тихонько сказал:
— Дядя Асадолла, это вы от архитектора слышали?
Асадолла-мирза свирепо посмотрел на меня и поспешно продолжал:
— Этот сардар ведет дела с англичанами, именно поэтому он регулярно выезжает на юг…
В это время вошел дядя Полковник. Когда он выслушал рассказ о событиях дня и Асадолла-мирза изложил ему свой план, он грубо сказал:
— А что, без детей вы это обсудить не могли?
Асадолла-мирза похлопал меня по спине:
— Моменто, господин Полковник, во-первых, он уже не ребенок. Он рассудительный молодой человек. Во-вторых, сегодня только благодаря этому юноше удалось предотвратить несчастье. Во всяком случае, он заслуживает доверия и может нам пригодиться.
Дядя Полковник больше не возвращался к этому, но зато начал возражать против плана Асадолла-мирзы. Он считал, что такую выдающуюся личность, играющую столь важную роль в семье, не следует подвергать розыгрышу.
— Моменто, моменто, господин Полковник, — сказал Асадолла-мирза, — вы сегодня не изволили присутствовать, поэтому не видели, насколько усугубилась опасность. Придется либо поместить агу в лечебницу для душевнобольных, либо…
— Не говори глупостей, Асадолла! — резко оборвал его Полковник. — Да я скорее пущу себе пулю в лоб, чем соглашусь отдать братца в лечебницу для душевнобольных. Вековая честь знатного семейства это не шутка! Я жизнь готов положить за братца, но придумайте же что-нибудь разумное!
После долгих споров и обсуждений дядя Полковник наконец уступил. Он только сказал безнадежно:
— Загвоздка в том, что братец не поверит, будто англичане так сразу, без всяких условий решились его простить.
— Моменто, моменто, конечно, если найдется подходящий человек, мы все тщательно обсудим. Этот представитель сначала выдвинет непомерные претензии, потом начнет понемногу уступать, а кончится дело договоренностью, что если ага до конца войны не будет чинить препятствий англичанам и вмешиваться в их политику, они по согласованию с вышестоящими инстанциями отложат его дело.
Дядя Полковник немного подумал и спросил:
— А под каким предлогом вы все это изложите братцу? Так прямо и скажете, что вот, мол, англичане решили вступить с ним в контакт?
— Скажем, что, поскольку у англичан сложилось напряженное военное положение, они пришли к мысли устранить излишние конфликты. Уговорить агу я беру на себя.
В это время появился Пури с сообщением, что к Полковнику пришел гость. После того как дядя ушел, отец сказал:
— Ваше высочество, я сделаю все от меня зависящее, но должен вас еще раз предупредить, что особых надежд на успех ваш план у меня не вызывает. Ага, насколько я его понимаю, уже определил свою судьбу. Англичанам предстоит всячески преследовать его, а под конец низвергнуть во прах, как Наполеона. Слово даю, что он уже сейчас видит перед собой бесплодные скалы острова Святой Елены!
Я проводил Асадолла-мирзу до ворот. Когда мы вышли, из дома, он взял меня за ухо:
— Чертов сын, что это за разговоры про архитектора? Можешь ты по-человечески объяснить?
— Ей-богу, я не нарочно, дядя Асадолла, только я…
— Только ты негодяй… Сардар Махарат-хан мой близкий друг.
— Но я никогда не видел, чтобы вы с ним…
— Это я от страха перед дядюшкой, боялся, он скажет, что я тоже английский шпион.
— Но в тот день, когда вы на извозчике отвозили леди Махарат-хан домой…
— Моменто, сардар уехал в деловую поездку, а жену поручил мне… Не оставлять же ее скучать дома! Я повез ее в ресторан, угостил мороженым.
— Только мороженым, дядя Асадолла?