И вновь захотелось ей от тоски и обиды все бросить и бежать отсюда прочь ко всем перунам — хоть в лес, хоть в поле, только бы подальше… «Вот положу покров, и уйду!» — решила Леська. Она не слышала, как Даруньке по-прежнему тихим, но твердым, внезапно окрепшим голосом ответила Владка:
— Вот уж нет! Коли хочешь — так сама оставайся, а Леся поедет со мной к венцу. Я ей на тройке местечко оставлю, пусть возле меня сидит.
Хлопцы и девушки ушли уже в сени одеваться, а Леська все еще стояла в тоскливом оцепенении возле укладки, пока ее плеча не коснулась чья-то рука.
— Ты что же стоишь? — раздался у нее за спиной незнакомый мягкий голос.
Она повернула голову и смутилась: это говорил сероглазый хлопец. Тот самый, с алыми цветами на груди.
— Скорей беги одевайся, а то на тройке места тебе не хватит! — заторопил ее незнакомец, и сам пошел следом за нею.
Леська надеялась, что они вместе повезут невесту к венцу, но он с другими парнями сел на переднюю, жениховскую тройку, а она должна была ехать с невестой и девчатами на другой. Но все равно отчего-то вдруг стало ей так хорошо, и даже недавняя обида словно растаяла. Едва вышла она из хаты, как свежий прохладный ветерок осушил ей слезы, заиграл пушистыми прядями волос — и теперь Леська почти весело наблюдала, как подружки со смехом взбираются на телегу.
Владка приберегла ей местечко слева от себя — справа сидела посаженая мать, вездесущая тетка Хадосья. Девчата весело толкались, клонясь друг к дружке укутанными в платки головами. А как чудесно было ехать! С неба начал порошить легкий снежок, и снежинки танцевали в потоке встречного ветра, и бубенцы весело звенели, и кони резво бежали, потряхивая телегу на ухабах — и девчонки при этом всякий раз нарочито пугливо взвизгивали:
— У-ух!
А возница, дядька Матвей, бодро и весело на них покрикивал:
— Да цыц вы, непутные! Расшумелись!
Хлопцы ехали впереди, и у Леськи перед глазами все время мелькала расшитая красными шнурами бекеша сероглазого незнакомца.
А вдоль дороги повсюду стояли люди, махали шапками и рукавицами, приветствуя поезжан, и девчата им тоже махали с телеги, что-то крича в ответ.
На передней тройке хлопцы грянули какую-то разудалую песню, девчата подхватили ее звонкими голосами. Так они и ехали: в звоне бубенцов, в многоцветье вьющихся по ветру лент, с удалой песней… Как замирало от радости Леськино сердце, как ей хотелось, чтобы никогда не кончалась эта дорога!.. Первый раз в жизни ехала она в церковь на тройке. Прежде туда всегда ходили пешком — церковь помещалась версты за полторы, в другой деревне. И теперь она ощущала себя той самой красавицей из старой сказки, что едет в церковь в золотом возке, чтобы встретить там своего прекрасного королевича. Только вот кто будет ее королевичем?
Впереди опять мелькнула знакомая бекеша, и Леська, глядя на нее, счастливо засмеялась.
А потом ей смутно помнился церковный полумрак, запах ладана и тающего воска, дребезжащий причет батюшки, глядевшего, как всегда на длымчан, с опасливым неодобрением. Помнилось, как дрожала в невестиной бледной руке тонкая свечка, как хорошели в отблеске свеч и лампад лица подруг, и особенно — белокурой Доминики, чья утонченная красота всегда вызывала у Леськи немое восхищение. А еще помнилось, каким волшебным мерцанием вспыхивали в полумраке глаза того незнакомца, когда он тайком бросал на нее скользящие взоры.
От венца молодые пошли рука об руку и, по обычаю, другие хлопцы и девушки тоже двинулись парами. Леське очень хотелось пойти с тем сероглазым, но его уже взяла под руку Василинка, стоявшая ближе, а ей самой, как в насмешку, достался в пару долговязый и дурашливый Михал Горбыль, как все Горбыли, белесый и непригожий. Михал был старше и глядел на девчонку свысока, но в то же время с некоторым любопытством; точно так же он, наверное, разглядывал бы не виданную прежде козявку. Леське он никогда не нравился — помимо всего прочего, еще и потому, что редко упускал случай подставить ей ножку или стегануть крапивой по голым икрам — нет, не со зла, Боже упаси, а так, смеха ради. И вот теперь он вразвалочку выступал рядом, искоса поглядывая на девчонку и, видимо, недоумевая: почему она совсем на него не смотрит?
Домой молодые ехали вместе на передней тройке; остальные поезжане тоже перемешались, кому как захотелось. У Леськи с одной стороны возбужденно шепталась Агатка, с другой ехидно толкался Михал, и оба так теснили ее локтями, что она не знала, куда ей и деваться. Сероглазый ехал на той же тройке, но сидел к ней спиной, о чем-то оживленно беседуя с братьями Луцуками, и Леська по-прежнему могла любоваться одним лишь узором алых шнуров, украшавших сзади его бекешу.
Опять пели песни, опять махали стоявшим вдоль дороги людям. Приветственным гвалтом встретила поезжан ватага подростков. Леська заметила среди них Митрася, махавшего им сорванной с головы шапкой-кучмой; порыв ветра подхватил и растрепал его глянцевито-черные вихры. Леська улыбнулась и тоже приветливо ему замахала.