— Мне думается, что это невозможно.
— Они просто чувствуют свою вину, — сказал Билл. Он подумал, что ему следовало отреагировать более эмоционально, но он не испытывал никаких чувств. Все происходящее мало его трогало. Казалось, что вся эта возня — едва заметная точка в бесконечном пространстве.
Голос Питера:
— Жирные задницы!
Билл представил себе, как все идут к двери. Интересно, который теперь час? Ему хотелось только одного — чтобы все убрались из его комнаты ко всем чертям. Который теперь час?
КАЛОНИКА
Когда Анит пришел к маленькому каменному дому гетеры, небо очистилось и полная луна повисла над городом, отбрасывая на грязные улицы тени источников и аттиков. Кожевенник приблизился к двери Калоники и постучал.
Через некоторое время створка приоткрылась, и на пороге появился раб, которого Анит никогда раньше здесь не видел.
— Что ты хочешь, господин? — недовольным голосом спросил раб. — Хозяйка вечером ушла из дому.
Привратник покосился на мужчину, стоявшего на улице в свете луны, и оглядел его с головы до ног, словно слугой был не он, а Анит.
— Прошу тебя, скажи хозяйке, что пришел Анит.
— Она сама назначила тебе время?
— Назначила?
У кожевенника появилось тошнотворное чувство. Он понял, что может сегодня ночью и не увидеть Калонику. Но она нужна ему, как воздух.
— Калоника! — закричал он на всю улицу. — Это я, Анит.
Раб захлопнул дверь.
Кожевенник остался стоять на дороге, в волнении размышляя, что ему делать дальше. По улицам разносились звуки кифары. Инструмент звучал печально и красиво, как голос печального города. Потом дверь снова отворилась. Теперь на пороге стояла сама Калоника. Она шагнула вперед, обняла Анита, поцеловала его в веки, прильнула к его губам, потом снова к векам. Он протянул руки и обнял женщину, и так они стояли до тех пор, пока она не ввела его в дом и не закрыла дверь. Аромат сандалового дерева окутал Анита.
— Прошу извинения за Симмия, — шепнула она. — Сегодня он больше не выйдет из своей комнаты. Он страшилище, правда? Но хорошо делает то, что ему велят. Впредь предупреждай меня о своем приходе.
Она говорила на красивом классическом греческом языке, но если прислушаться, то можно было распознать в ее речи певучие нотки коринфского выговора. Она наклонилась и принялась снимать сандалии с ног Анита.
Он прислонился к стене, испытывая небывалое облегчение.
— Мне не нравится твой новый раб. Пелей никогда не обходился со мной так грубо.
— Ты всегда должен предупреждать меня о своем появлении, голубь мой. Дай мне посмотреть на тебя.
Она отступила на шаг, нежно прижала свои ладони к его щекам и заглянула в глаза.
— Я ничего не вижу в этой темноте. Пойдем в аттик, там много света, и я смогу лучше тебя разглядеть.
Она протянула руку, но Анит не взял ее. Он продолжал стоять у стены, ощущая босыми ногами холод каменного пола.
— Я был… — заговорил он, но замолчал. Потом продолжил, осененный внезапной мыслью: — Почему для тебя так важно знать, когда именно я приду? Чтобы ты в это время не была с кем-то еще, да? Мне надо назначать время, как другим твоим мужчинам?
На лице женщины появилось затравленное выражение, но она быстро овладела собой, улыбнулась и снова протянула руку. На этот раз он крепко взялся за ладонь Калоники, и она ввела его в маленький четырехугольный дворик, в котором пахло духами, мылом и известняком статуи Каллисто, стоявшей посередине. Они сели на устланное подушками бронзовое ложе.
При ярком свете он увидел, что она одета в свободную шелковую одежду без рукавов, схваченную на левом плече парчовой застежкой в виде лаванды. Черные волосы были распущены, а смуглая красота уроженки Коринфа подчеркивалась подведенными углем бровями и ресницами. Он посмотрел на ее лицо, на волосы и уткнулся лицом в ее обнаженное плечо.
— Калоника, — прошептал он, — Калоника, мне невыносима сама мысль о том, что ты должна услаждать других мужчин. Ты знаешь, что я не могу этого выносить. Я дам тебе все, что пожелаешь. У тебя не будет недостатка в деньгах.
— Разве честно говорить такие вещи? — тихо сказала она, нежно поглаживая его шею своими пальчиками. — У тебя же есть жена, женщина, с которой ты спишь каждую ночь. Как ты думаешь, мне это нравится? Я не могу даже произнести ее имени. Стараюсь не представлять ее себе. Не надо говорить об этом. Ты же знаешь, что я люблю тебя.
— И одновременно любишь других? — спросил он, все еще прижимаясь лицом к ее плечу.
— Я люблю тебя. Когда ты здесь, я люблю тебя одного.
Анит выпрямился и внимательно всмотрелся в лицо гетеры.
— Это не ответ на мой вопрос.
Взяв в руку прядь ее волос, он принялся играть ими.
— Анит, зачем нам ссориться? Давай поговорим о чем-нибудь другом.
С неба во дворик ворвалось дуновение холодного воздуха, и Калоника вздрогнула. Она нежно убрала голову Анита со своего плеча и встала.