Процесс поглощения многочисленных продуктов прошёл с такой стремительной скоростью, что желудок ответил совсем не благодарностью, а самой настоящей тяжестью, наказывая своего хозяина за обжорство. Для максимально комфортного переваривания пищи землянин откинулся на мягкую спинку дивана и ощутил настоящее блаженство. Спустя какое-то время в его голове появилась особенная лёгкость и чувство опьянения. Мир вокруг стал терять чёткость, а звёзды над головой начали неторопливое вращение вокруг неуловимого взглядом центра Вселенной. Молодому человеку показалось, что именно сейчас до ярких сверкающих пятнышек можно дотянуться и снять с небосвода простым мановением пальца. Землянин попытался поднять руку, но она совсем не желала слушаться. Приподнявшись немного, и застыв над диваном в нескольких сантиметрах, рука плетью упала обратно на мягкую материю. Он попробовал что-то произнести вслух, но издал малопонятное мычание. Вялая борьба за подчинение собственного организма закончилось для него полным поражением. Звёздный хоровод над головой перестал радовать, и мелькание светлых точек в стремительном вихре проникало даже сквозь плотно закрытые веки. Наконец, видение исчезло, и лицо молодого человека осветила блаженная улыбка. Последняя мысль, которая мелькнула в захмелевшем сознании Леона, прозвучала бы примерно так:
"Жди меня Лола! Я скоро прилечу к тебе, только победю... Побежду... В-общем, как его, это? Вот!"
* * *
Состояние, последующее за этим, можно было бы назвать бредом, кошмаром, агонией или ещё чем-то ужасным, но только не сном.
Ощущения, испытываемые вначале, можно было бы сравнить с головокружительным движением на открытой платформе поезда, мчащегося сквозь непогоду. Мимо проносились обрывки воспоминаний и реальные события из прошлого, сменяясь бредовыми фантазиями без начала и конца. Прямо в лицо хлестал холодный ветер с дождём и градом вперемешку, и всё это жуткое месиво проникало сквозь одежду, впиваясь острыми иглами и раздирая кожу. Напор ветра, проникающий в распахнутый рот, разрывал лёгкие изнутри, а просящийся наружу крик, так и остался задавленным где-то в недрах опалённых ледяной стужей бронхов.
Затем специфика кошмарного видения сменилась на его полную противоположность - движения замедлились, и сейчас Леон с огромным трудом продвигался в липком мареве, будто бы всё происходит в воде или плотной желеобразной массе. Неясность очертаний пространства вскоре сменилась неким подобием движения по тёмному коридору с размытыми контурами распахнутых дверей и комнат с ярким освещением, ослепляющим глаза. Когда продвигаться сквозь такую череду света и тьмы с открытыми глазами стало совсем невмоготу, зрение отключилось, но теперь пришла пора звуков. Через равное количество шагов уши буквально разрывала оглушающая музыка, шум работающих механизмов, голоса и крики людей, зверей, а затем наступала тишина, которая оглушала и физически давила на грудную клетку. Без видимой причины, совсем не как следствие высшей умственной деятельности, руки человека будто бы сами потянулись к ушам, и в тот момент, когда они достигли цели, плотно сжав голову с боков, возникла пустота, и земля ушла из-под ног.
Человек падал, но к его удивлению, осознание отсутствия опоры не доставляло беспокойства. Ужасные ощущения, которые он испытывал совсем недавно остались где-то там - наверху, или наоборот, внизу. Падение сменилось невесомостью. Детские воспоминания Леона коснулись сознания, и теперь он увидел удивительно знакомое, но давно забытое лицо женщины, с тревогой глядящей на него, а чуть позже - испуганные глаза мужчины. Только глаза, потому что рот и нос его прикрыты белой марлевой повязкой. Мужчина внимательно посмотрел прямо перед собой, затем медленным поворотом головы изобразил сомнение, или даже отрицание. На лице женщины появилось выражение обречённости, и по её бледной щеке медленно скатилась слеза. Видение растворилось в белой дымке, так же неожиданно, как и появилось. Леон опять остался в одиночестве, паря над смутными очертаниями поверхности земли, маскируемыми редким облачным фронтом.
Ощущение невесомости пропало так же внезапно, как и появилось, вновь сменившись падением. На огромной скорости, прорвав пелену облаков, человек стремительно приближался к земле, и тут возник страх. Природа этого всепоглощающего чувства осталась где-то за пределами житейской логики, ведь падать приходилось и раньше, но сейчас ужас рождался где-то в недрах той части сознания, неизменно остававшейся закрытой, недоступной ни при каких обстоятельствах.
Сейчас будто бы сломалась невидимая стена, или даже защитный барьер, и теперь вместо тупого и тяжёлого страха по сознанию ударили более тонкие стрелы, состоящие из множества чувств, оголяющих какую-то более тонкую сущность и выворачивающих её наизнанку. Сопротивление деформации и скручиванию сменилось ярким взрывом, распадом на едва различимые лоскутные фрагменты.