Диагноз доктора Холмса

В глубине души он давно уже знал, что не выдержит, и все равно финал этого терпеливого фарса стал для него неожиданностью. Он сорвался в ночь, в уже начавшийся дождь, потому что вдруг понял, что иначе не сможет. Лидия, конечно же, пыталась его остановить, но он соврал ей что-то неубедительное; он уже и не помнил, что именно.

Ей такой ответ не понравился. Темнота и непогода не позволили ей следовать за ним, однако его телефон не умолкал всю дорогу. Леон выключил звук и ехал дальше. Он не сомневался, что с Лидией все будет в порядке, а даже если ей что-то понадобится, она позовет Диму — и он примчится к ней верным рыцарем.

Насчет Анны такой уверенности не было.

Он впервые ехал к ней без приглашения и предупреждения. Возможно, это было злоупотребление ее доверием: она показала ему, где живет, а такой чести наверняка удостаивались немногие. Ему следовало хранить этот секрет, а не использовать вот так беспечно.

Но все равно он приехал к ней — и оказался перед темным домом, наглухо запертым, закрытым и для него, и для всего мира. А погода между тем становилась все хуже: усилившийся дождь стал ледяным. С неба проливалась та пакость, которой предстояло постепенно нарасти на все вокруг сплошной ледяной коркой.

Леон прекрасно понимал, что ехать обратно в таких условиях будет самоубийством. Но не мог же он провести всю ночь здесь! Хотя… уж лучше в машине, чем на дороге. Он был всерьез настроен спать в автомобиле, оставаясь рядом с Анной хотя бы так, когда в домике наконец загорелся свет.

Минутой позже Анна все-таки открыла ему дверь. Ему хватило одного взгляда на нее, чтобы понять: он приехал не зря.

— Что ты здесь делаешь? — удивленно спросила она.

— К тебе приехал. Как ты?

Вопрос был чистой воды формальностью, Леон и так мог сказать, что дела у нее не очень. Она выглядела непривычно бледной, болезненной, а правую руку и вовсе держала на перевязи. Правда, Леон не видел ни бинтов, ни гипса, только ее обычные эластичные повязки. И все равно, он знал Анну, знал ее выносливость. Если она закрылась тут от мира, происходит нечто серьезное.

Она посторонилась, пропуская его внутрь.

— Дурацкая это манера — приезжать ко мне вот так, когда тебе вздумается, — проворчала она. — Мне не следовало бы это поощрять…

— Я не мог не приехать.

— Сомнительный аргумент!

— Мы ведь не врем друг другу, так? Вот и я тебе не вру.

Она и сама видела ледяной дождь, понимала, что теперь ехать по дороге, ведущей к ее дому, слишком опасно. Они оба знали, что Леону придется провести здесь ночь. Поэтому Анна без лишних споров повела его к подземному укрытию.

Пока снаружи бушевала стихия, в этом ее бункере было тепло и уютно, пахло выпечкой, гвоздикой и какими-то травами, которых Леон не знал. Анна, ни о чем не спрашивая, проводила его на кухню и дала ему плед. Не зря — до него только теперь дошло, как сильно он замерз, ожидая ответа у двери.

— Если уж вспомнил про честность, то хотя бы не говори, что ты здесь из-за расследования, — тяжело вздохнула Анна. — Если, конечно, у тебя не появились новости.

— Новостей нет, и расследование здесь ни при чем.

Они обсудили все, что могли. Им предстояло снова пересмотреть контакты Увашева и Селиванова, найти там повторяющиеся имена, прикинуть, кто из этих людей был способен на убийство. Но если учитывать, что убийца мог и не подходить к ним открыто, следить из теней, позволяя вести переговоры тому же Илье, стратегия была сомнительная.

— Что с тобой происходит? — тихо спросил Леон.

— Да нормально все… По крайней мере, в лечении я не нуждаюсь. Это придется просто перетерпеть.

Он догадывался, о чем речь. Ему и самому в прошлом доводилось переживать травмы — и растяжения, и переломы. Он знал, что такое ноющая боль в шрамах. А сейчас, когда он еще не мог нормально дышать, ему эти ноябрьские дни тоже давались тяжело.

Так что они не могли помочь друг другу, и все же им лучше было вместе. Анна, должно быть, тоже поняла это и не пыталась его прогнать. Они вместе прошли в гостиную, где работал электрический камин, настоящий она себе позволить не могла: глупо было бы прятаться под землей, а потом выдавать себя дымом.

Странно… Умом он понимал, что находится в подземном бункере и нет в этом ничего нормального. Но ему все равно было хорошо здесь как в самом уютном из домов. Гораздо лучше, чем в его собственной квартире рядом с Лидией! Пожалуй, «где» все-таки не так важно, как «с кем».

Анна устроилась в кресле, освободила руку из перевязи и попыталась укутать шерстяной тканью, но получалось у нее неловко. Леон не дал ей долго сражаться с повязкой, скоро он уже был рядом с ней.

— Тепло помогает? — поинтересовался он.

— Да. Я вот думаю — там соляные грелки есть, может, их положить…

— Сейчас все сделаем, сиди и не дергайся.

Ему действительно приятно было заботиться о ней. Это давало ему ту близость, на которую он вроде как не имел права, но если они здесь, сейчас, а весь мир завоевал ледяной дождь, то почему бы и нет? Леон не позволял себе лишнего, но и тех прикосновений, что сейчас были ему доступны, хватало.