Диагноз F20. 0. Записки из дурдома

В этот момент Миша стал самим порождением ада. Вскочив с места, он надел свой рюкзак и автомат, и прыгнул на сетку забора как натуральный ниндзя. Дальнейший сюжет был развернут очень быстро. Со стороны наблюдатель мог видеть, как к висящему на сетке дрищу подскочили два санитара и стали стягивать на землю. Пацан кричал проклятия и сопротивлялся, но был низвергнут на асфальт. Рядом сидящие мужики вскочили и стали помогать санитарам, так как дури в нем оказалось как у здорового быка перед убоем. Пять человек вдавливали Мишу в асфальт, пока он буянил. Появилась медсестра со шприцем и своим отточенным движением киллера она воткнула кинжал через пижаму в бедро сталкера. Ощущение было, что пуля остановила воина. Силы стали покидать героя, и люди в белом вынесли его с поля боя в госпиталь. После такого спектакля трое наблюдателя закурили.

— Ну, ты Светлый, сама доброта — сказал я, затягиваясь.

— Ему это только во благо — ответил Антон.

— Это ты Мише расскажи, которого галоперидолом заколят на привязи в первой палате. Он из рая по скоростному лифту прямо в ад попал. С такими раскладами в лучшем случае на неделю капельницы пропишут. А там, куда его отнесли, неделя будет вечностью.

— Тогда не делай добра и не получишь зла — сказал Антон с выдохом дыма.

— Это точно. Вон какой Завулон довольный — обратил внимание Лабетов.

— Тьма всегда была тенью Света. Тут принцип взаимоотношений как в айкидо: силы противника используются против него. Только чем выше уровень соперников, тем больше мясорубка становится похожа на изящный смертельный танец, где оба находятся в энергетическом потоке и каждый ждет ошибки соперника.

— Точно, херня война — главное маневры, — сказал Лабетов и положил на ладонь свой стеклянный глаз.

— Без боли не бывает прозрения — продолжал Антон — только Мише лучше так выйти из иллюзии и начать жить, чем, например, вот так — ткнул Городецкий в стеклянный глаз Лабетова.

— Да, за всё в жизни приходится платить — ностальгически вздохнул бандит и засунул глаз в пустую глазницу.

— Ну, раз ты сегодня такой добрый — обратился я к Антону — то, может, отправишь нашего Гарри Поттера к Мише за компанию.

— А с ним-то что не так?

— Ты чего не в курсе? Этот всеми детьми любимый актер повзрослел и сейчас играет в театре спектакль про жизнь голубых. У него там много интимных сцен голышом, одна даже с конем есть. Вот такие чудеса показывает маленький волшебник.

— Здесь я пас. На вкус и цвет — товарища нет. Если ему это нравится, то флаг ему в… руки. Главное, чтоб конь был не против, т. е. не ущемлялись его права.

— Но ведь наш Гарри Потер кажется не педик. Вот ты ему расскажешь, что его кумир любит коней, да еще из интернета доказательства понакачаешь, может и он из дурки выпишется.

— Не буду я этой ветеринарией заниматься. А вдруг у него другая реакция будет. Он все фильмы с волшебной палочкой тусовался. А сейчас услышит, как ей нужно пользоваться и с меня живым не слезет, коней то у нас пока нету. Я ещё с дозора знаю, что чья инициатива — тот и отвечает. Так что пусть пока на кошках тренируется. И к чему это я операцию «Ы» вспомнил?

— А к тому, что сколько ни тренируйся — всё равно спеленают — вздохнул Лабетов и выбросил бычок.

Разговор сам собой закончился, и я решил посмотреть на окружающих при помощи своего дара. Магический взгляд стал перевоплощать однотипных пациентов в красочные карнавальные костюмы. Стали проявляться святые с нимбами, ангелы в белых одеждах и с крыльями, всякие уроды и демоны, чернокнижники. Попадались космонавты и инопланетные гуманоиды. Разведчиков выдавали только нашивки, ордена и погоны на фуфайках. Из политиков попался Чубайс и старенький Горбачев. Был Кашпировский и Есенин, точнее сказать актер, сыгравший Есенина в фильме. Интересным было появление Якубовича, который держал банку огурцов и не сменил свой дурдомовский прикид. Перевоплощение происходило не со всеми и многие оставались сами собой. Я не заметил, как появилась медсестра и позвала всех на обед. Она была в купальнике с короной на голове и ленточкой, на которой золотом было написано «Мисс Вселенная». И вот таким образом весь карнавал передрейфовал на фуршет в дурдомовскую столовую.

Послеобеденный тихий час прошёл как полагается тихо. Каждый был занят всякой ерундой. Я посмотрел на своего соседа Самойлова, который раздобыл где-то чистый лист и краски в тюбиках. Красок было только два цвета: черный и красный. Кисточек не было, поэтому искусство творилось фильтром от сигареты.

— Виталич, чего ты там рисуешь? — спросил я у художника. Вместо ответа Самойлов показал рисунок, на котором в полной черноте просматривались контуры бородатого мужика с крыльями и длинным мечом в руках. Сверху него красными печатными буквами было написано «Бог».

— И чего это будет?

— Я решил писать Новейший завет, и вот для него обложку рисую. Ну, как нравится?

— Сильно. Слышь, а ты где краски-то взял?

— У Эдика спёр. У него их все равно завались, а мне для великой цели надо.

Мастер сконцентрировался на полотне. В ход пошла красная краска.