— В этом вопросе теория с практикой расходятся. И здесь вовсе нет никакого секрета сущности Бога от своего же материального проявления в форме человека. Проблема заключается в том, что материя является проводником для энергии и информации. А у каждого проводника есть пределы своих возможностей. Если по такому проводу-человеку пустить ток с частотой как у Бога, то провод просто сразу сгорит. Таковы законы физики, и ничего личного. Пропускная способность более низких частот сквозь тело зависит от того, насколько чистые энергетические каналы у человека, так как они могут и зашлаковываться. В этом случае поступающая энергия начнет пробивать пробки пока не найдет выход.
Краем глаза я увидел появившуюся шаровую молнию над Завъяловым. Блестящий шар играл своими щупальцами над лысиной мужика. Тот почувствовал что-то не понятное, но в этот момент молния вошла ему в голову. Завъялов заорал и как парализованный свалился, где и стоял, громко стукнувшись головой о край скамейки. Все мышцы его были до предела напряжены, глаза смотрели в никуда, лицо становилось синим. Для окружающих это зрелище было привычным, и пара соседей его повернули на бок, чтобы если появится рвота, он ей не захлебнулся. Бедняга не мог дышать и его жилы на шее вздулись, а изо рта пошла пена. Существует непонятная легенда совать в рот при приступе всякие подручные предметы, чтобы человек не откусил себе язык. Я думаю, что в таком состоянии сможет раскрыть челюсти только домкрат. Светящаяся молния в голове Завъялова сделала усилие и пробила невидимую стену. Электрический ток пошел по телу, которое стало трястись. Ребята прижимали к земле бедолагу, пока у того была конвульсия. Вся молния прошла тело и ушла в землю через ноги. С шипящим вздохом Завъялов обмяк, и штаны его стали мокрыми. Не приходя в сознание он уснул. Санитары принесли носилки и унесли потерпевшего. На краю скамейки виднелось свежее красное пятно.
— Наверное, хорошо, что человек не помнит о том, что с ним происходило во время приступа, — сказал рядом сидящий Федор и поправил больничную фуфайку.
— Это точно, — ответил Виталий Витальевич.
— Вот у Завъялова раз в неделю такие приходы по минуте или две, а у Кузнечика из первой палаты приступы идут волнами: один прошел, а за ним другой. И так до получаса. Ему врачи все зубы вырвали, чтоб языком не подавился.
— Да ему и зубы-то ни к чему. У него мозгов, наверно, как у курицы: гадит под себя, а когда хочет жрать, то орет. Дауны и то умнее. Эти хоть сортиром и ложкой сами пользоваться могут.
— Слушай, а ты не знаешь, Кузнец такой всегда был или стал идиотом?
— Наверное, всегда. Он ведь еще молодой, хоть выглядит взрослым. Сколько раз сюда попадал — он всегда в первой палате жил. Куда его такого девать? Разве что в зоопарк, в обезьянник. Только, наверно, ему все равно.
— Ну, не скажи. Там его бы бананами кормили, да детишки конфеты кидали. А здесь яблоки беззубой пастью приходится сосать, чтоб хоть какие-то витамины без уколов в организм попадали.
— Да, жрачка тут не то, что дома. Вот ты мне скажи, почему вся еда несоленая?
— Потому что соль с таблетками, что нас кормят, она вредно на почки действует.
— Как будто без соли этого вреда меньше.
— Хорош, мужики, гундеть, — вмешался Лабетов. — Вы в книгу жалоб и претензий это напишите. И еще попросите, чтоб выдавали ножи и вилки.
— Ага, тогда в первый же завтрак наступит революция.
— Точно. И в отделении останется только Кузнечик, который с голодухи будет есть трупы в белых халатах.
— Ладно, Нострадамусы, пойдем в столовку, на обед позвали. Поглядим, как там с предсказаниями дела обстоят. Может, для начала еду посолили.
В меню никаких изменений не произошло как и вообще везде.
После обеда в столовой состоялась репетиция выступления нашего отделения на юбилейном концерте в честь основания дурдома. Сегодня репетировали петь хором. Текст популярной песни был дебильным даже для дурки. На эту сценку подтянули почти треть отделения. Многие имитировали голосом и движениями различные музыкальные инструменты. Здесь были барабанщики, трубачи, гитаристы. По бокам хора стояло два ди-джея, которые исполняли различные скретчи и не понятно какие звуки. Настоящий аккордеон был только у руководителя ансамбля — санитара Стоцкого. Он и заправлял этим шизонутым коллективом, а коррекцию по специальным эффектам проводил Бубль-Гум. В центре всего этого коллектива исполнял вокальную партию маленький ушастый олигофрен в цветастом сарафане и платочком на голове.
— Так, мужики, хорош базарить. Все приготовились и начали.
— Ван, ту, Ван, ту, фри, — стерео эффектом прошлись ди-джеи и заиграл аккордеон. После пройденного такта вступили реперские ударники и бас-гитара. Психи дудели и чмокали с полной самоотдачей.
И тут начался вокал Ушастого, который покорял своей корявой дикцией и гундосостью.