Диагноз F20. 0. Записки из дурдома

— Так резво пить информацию могут курицы, а яйца это делают, когда разбиваются. Твоя оболочка пока целая, и я сделал информационную копию тебя в том яйце, которое ты выпил, поэтому ты еще жив. Если ты хочешь стать кем-нибудь еще в другой жизни, то это твое право. Получишь новое тело, путевку в жизнь и полный вперед бороздить просторы бескрайних пространств любого времени. Так что по поводу питья яиц, то Кесарю — кесарево, а слесарю — слесарево. Хватит понтоваться, а то я себя начинаю чувствовать золотой рыбкой, которой надо сделать из старухи владычицу морскую. Ты с корытом вначале разберись.

— Ну, вместо корыта банька бы с веничком подошла бы. С удовольствием пару часиков попарился, да в проруби понырял. Только кажется мне, что париться ты со мной не захочешь. А в купели искупаться можно?

— Вон дверь, иди плескайся и в путь дорогу собирайся. По такому знаменательному случаю я тебе подарок приготовил. Помнишь, когда ты родился, я тебя сфотографировал. Возьми на память, глянешь в купели.

Никто вытащил черную фотографию от полароида и сунул мне в карман пижамы.

— Ступай, давай, я снаружи подожду.

— Слушай, а почему ты решил именно сейчас подарить мне фотку?

— Так я хочу напомнить тебе, что в момент смерти, как и при рождении, человек одинок, хотя как бы ни было тяжело, появляется свет в конце тоннеля. Ну, любознательный, действуй, скоро сам всё узнаешь.

Я встал и пошел к двери, вокруг которой была бесконечность. Пройдя ее, я очутился в своей любимой купели, которую часто посещал, когда выпадала такая возможность. Там было всё как обычно. Деревянный домик с бассейном из голубоватой плитки навевал свежесть и спокойствие. Полностью раздевшись, я прошел по дорожке к купели и резво зашел в родниковую воду. По старому обычаю нужно нырнуть с головой три раза. С каждым присестом мое сознание переживало какие-то критические состояния и вообще бы могло отлететь, если бы не дрожащее от холода тело. Когда я вышел из воды, всё тело обдало жаром, и расслабилось. Миллион иголочек приятно покалывали кожу, от которой шел пар. Одеваться не хотелось. Немного подсохнув, я захотел посмотреть фотографию, которую мне дал Никто. Меня сильно поразило, что я на ней увидел. Там была запечатлена икона Божьей матери с младенцем, которую нарисовал наш Рембрандт. Я поцеловал фотографию и поставил на подоконник. Пора было одеваться.

Снаружи меня встретила ночь, и медленно падающий белый снег. Вокруг меня стояли знакомые здания дурдома, а за спиной висела табличка «приемное отделение».

— Как самочувствие? — спросил появившийся призрак.

— Отличное.

— Поздравляю, Вы здоровы и выписываетесь из больницы — официальным тоном продекламировал Никто.

— Большое спасибо за то, что ты сделал для меня — сказал я тому, кто всегда был рядом.

— И мне тоже было приятно с тобой, а теперь настало время в последний раз воспользоваться твоим стеклянным кубиком.

На моей ладони из кармана появился стеклянный кубик, который светился изнутри.

— Ты прошел все шесть граней жизни, теперь нужно выпустить свет из этого тела. Разбив тонкую границу реальности, ты закончишь свою командировку и вернешься домой, и в этом я не вижу трагедии. Ваш тип воспитания формирует страх перед любой неизвестностью, а потерять стабильность, причем всю сразу, некоторых вгоняет в ужас и они цепляются за свою привычку жить. Но как бы они ни старались, граница рвется и жизнь заканчивается. Каждому из живущих улыбается смерть, но не каждый улыбнется ей в ответ.

В этот момент Никто стал уплотнятся и материализовываться. Сняв очки, он скинул капюшон и широко улыбнулся.

Напротив себя я увидел себя, который смотрел на меня и улыбался. Я на мгновение сжал ладонь, а когда ее раскрыл, на ней лежала светящаяся лимонка. Дернув за кольцо, я широко улыбнулся себе.

— Ну-ну, фокусник-приколист — услышал я в голове, и рядом со мной упал серый балахон с джинсами растворившегося Никто. Багровое пятно восхода появилось на горизонте.

День седьмой

— Какая погода, а! — сказал Сергей Михайлович, заходя в ординаторскую. — Солнце светит, и снег пошел. И такой пушистый, как на Новый Год.

— Тебе чего не спится-то, рано еще, — пробурчал Алексей Викторович с дивана.

— Да под конец дежурства акт смерти пришлось писать. В десятом отделении жмурик не проснулся.

— Кто такой?

— Никто, тебе какая разница?

— В принципе никакой. Дураком меньше, дураком больше… Свято место пусто не бывает.

Зазвонил телефон.

— Вот черт, поспать не дадут.

— Алло! — подняв трубку, ответил Сергей Михайлович. — Хорошо.

— Ну вот тебе и дурак. Собирайся давай в приемную. Да, как раз пусть жмурика увезут. Ты литр спирта возьми, за 0,5 скоропомощные даже и заморачиваться не будут. Тем более в конце смены в воскресенье. А я в десятое позвоню, пусть в приемную спускают.

Алексей Викторович натянул халат на пижаму и вышел из ординаторской. В приемной было серо и тихо. В освещённом проходе стоял помятый фельдшер Василий, а в сумраке на кушетке сидело два призрака. Один- в сером балахоне, был давно знаком врачу.