Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

Раз на просьбу одного из биографов рассказать о детстве маститый уже Диккенс отмахнулся: не желаю касаться столь болезненных воспоминаний. Его детство не было сахаром. Он был сыном непутевого служащего, вынужденного кормить огромную семью (вместе с Чарльзом выжило восемь детей) на сто десять фунтов стерлингов в год. К концу карьеры Джон Диккенс утроил свои доходы, но это ничего не меняло: папаша тратил больше, чем получал, занимал чаще, чем мог расплатиться. Детей много, денег мало. Пришлось сменить приличную квартиру на халупу в Хэмпстэд-Роуд (специально для продвинутого читателя: это что-то вроде лондонского Южного Бутова). Положение пыталась спасти миссис Диккенс: она открыла «учебное заведение», и маленький Чарльз бегал по окрестным улицам с самопальными флаерами. Но идея лишь пшикнула: ученики не пришли.

Зато пришли лавочники-заимодавцы…

В общем, для Джона всё закончилось предельно логично — долговой тюрьмой Маршалси. Там же, во время одного из свиданий он дал сыну первый и последний урок политэкономии: «Если, получая двадцать фунтов в год, человек тратит девятнадцать фунтов девятнадцать шиллингов и шесть пенсов, ему будет сопутствовать счастье, но стоит ему истратить хоть на шиллинг больше, и беды не миновать».

Меж тем, снеся всё сколько-то ценное в ломбард (Чарльз и носил), семья вынуждена перебраться на новое место — в две комнатенки с «голым дощатым полом». Тогда же 12-летний Чарльз оставил школу и отправился трудиться. За шесть шиллингов в неделю он горбатился на гуталиновой фабрике одного из дальних родственников. Вскоре папина тюрьма сделалась домом для всех Диккенсов — по крайней мере, там кредиторы не могли достать семью…

В 1824-м умерла старая мать Джона и на оставленное ею наследство Диккенс с женой и детьми выкупились из застенка. Тогда же вчерашний арестант вышел на пенсию в сто сорок пять фунтов в год и обстоятельства их дальнейшего существования биографы иначе как стесненными не называют. Поканчивая с Джоном: через десять лет он снова угодит в тюрьму, из которой его будет выкупать уже самостоятельный сын… Чарльз вообще всю жизнь будет тащить на себе бедных родственников — кого частично, кого по полной программе…

В 15 лет его пристроили рассыльным в нотариальную контору, и полтора года спустя он зарабатывал уже 15 же шиллингов в неделю. Потом стал судебным репортером, потом парламентским стенографистом… Шустрый уже газетчик, Чарльз начал печататься в престижном «Мэнсли мэгэзин». Правда, первые полтора года анонимно. Тем не менее, он имеет уже семь гиней в неделю и даже решается приглядеть невесту.

Ему 33… Упорство и труд перетрут, как известно, что угодно. На следующий год вышли отдельным изданием и стали очень бойко раскупаться его «Очерки Боза» (Боз — первый псевдоним Диккенса; этим прозвищем младшего братишки подписывал свои ранние романы). И через пару дней фирма «Чэмпен и Холл» предложила Чарльзу заняться подписями к рисункам, или, как сказали бы теперь, попахать на комикс-индустрию. За 14 фунтов в неделю.

Чарльз закатал рукава и…

В общем, из этих комиксов получились Записки известного всем Клуба. К осени того же года Пиквик был популярней премьер-министра, а Чарльз Диккенс женат… Чэмпен с Холлом наварили на романе больше двадцати тысяч, две с половиной из которых достались Диккенсу. Все были счастливы. С того дня Диккенс только богател. Правда, в тот же день Чарльз раз и навсегда решил: больше никаких устных соглашений — только договора!..

Пожалуй, в истории всей мировой литературы не отыскать сутяги заметней. Хотя, сутяга — грубо. Диккенс всего лишь методично и с переменным успехом приучал издателей к той простой мысли, что писатель тоже считать умеет. И не только умеет, но и будет. И постепенно вышел на гонорары в размере трети дохода от издания.

Сначала Диккенс строил Британию, потом попытался учить и Америку, куда отправился, как говорят, только для того, чтобы посмотреть на Каир. Но не на египетский, а на американский, затерявшийся где-то у слияния Огайо и Миссисипи. В одну из оскандалившихся тамошних компаний у писателя были вложены денежки и немалые, и он якобы намеревался «взглянуть на могилу своих вложений»…

Так ли, нет — не суть. Суть в том, что встреченный читающими янки с вот разве только не королевскими почестями Диккенс моментально озвучил инициативу создания хотя бы подобия международного договора по защите авторских прав. Каждый его новый бестселлер обогащал тамошних издателей, автор же не имел с их барышей ни цента. «Несправедливо как-то! — заявил Диккенс, — Надо бы делиться. А мы, Англия, с вашими писателями точно так же обходиться будем. Идет?». «Да ну-ка!» — ответила предприимчивая и плохо воспитанная, как показалось путешественнику, Америка, сообразив, что делиться-то Англии у них особенно и не с кем. Кавычки тут появились от нашей безответственности, но дело обстояло именно так, и великая идея двусторонней борьбы с интеллектуальным пиратством погибла на корню. Миссия оказалась невыполнимой…