Диагноз: Любовь

— Что читаем? — спросил появившийся в дверях Бен.

— А, это просто… — промямлила я, складывая страницы письма. — Ерунда. Письмо. Слушай, мне жаль, что так получилось за ужином. Я не думала, что Ева начнет обсуждать Алисию и все прочее.

— Я предполагал что-то подобное. Ясно же, что бабушка ничего не может с собой поделать. — Бен вздохнул и сел рядом со мной на кровать. — От кого письмо? — поинтересовался он, кивнув в сторону листов, которые я положила на столик у изголовья.

— Ох… от Мэттью, — ответила я.

— Судя по размеру, это целая повесть. Он, наверное, очень расстроился из-за твоего отъезда.

— Ну да, — задумчиво ответила я, подумав, что Мэттью, скорее всего, уже лег спать, уверенный в том, что наши отношения еще только начинаются. Я и вправду считаю, что наши встречи были прекрасными, но думаю, что сейчас не время принимать решения, касающиеся личной жизни. Пусть это произойдет позже. «Какие уж теперь любовные отношения?» — мелькнуло у меня в голове.

Бен осматривал мою комнату, переводя взгляд с груды одежды на полу на разбросанную обувь, с обуви — на одинокую бутылку шампуня, стоящую на книжной полке.

— Ты уже упаковала «Большую Берту»? — Бен имел в виду мамин чемодан. Мы всегда его так называли.

— Только собираюсь, — ответила я, и Бен, кивнув мне, выразительно посмотрел на часы. Было уже за десять.

— А что с едой? — спросил он, указывая на печенье и протеиновые палочки. — Ты забыла, что там тоже существуют магазины?

— Ну да, я всегда смогу купить кровяную колбаску, — ответила я.

По лицу брата было ясно, что он думает о чем-то совсем другом. Я всегда чувствовала такие вещи еще до того, как он успевал сменить тему.

— В каком-то смысле Ева права. Я и впрямь не прочитал Библию от начала до конца…

— У тебя на это есть еще два года, — заметила я.

— И я все еще думаю, что мне следует самому разобраться с тем, во что я верю, — медленно произнес Бен. Уставившись в какую-то точку на противоположной стене, он снова тяжело вздохнул.

— У вас с Алисией все в порядке? — спросила я.

— У нас сейчас трудные времена, но с нами все будет в порядке, — Бен снова перешел на официальный тон. Интересно, этому он у нее научился?

— Когда вы все же назначите дату свадьбы, не забудьте поставить меня в известность. — Я толкнула его локтем.

Бен кивнул и заверил меня, что я буду первой, кто об этом узнает, но я, признаться, сомневалась, слышит ли он, что говорит. Брат поднялся, подошел к двери и внезапно остановился, повернувшись ко мне.

— Знаешь, Холли, ты можешь не пить, не курить, правильно питаться и не заниматься сексом, однако это не спасет тебя, если завтра твой самолет решит упасть в океан.

Я села на кровати, чувствуя, что меня одновременно предают брат и нервы, но не могла понять, от какого из предательств мне больнее.

— Зачем ты так говоришь? — испуганно спросила я. — Ты же знаешь, как я боюсь летать.

— Расслабься, Холли. Все будет хорошо. — Бен улыбнулся. — Если бы я не был уверен, что с тобой все будет в порядке, я бы никогда такого не сказал.

В его голосе не было и тени сомнения, поэтому я поверила ему больше, чем верила когда-либо кому-то другому. Даже больше, чем я верила Джошуа Питеру.

Бен вышел, оставив меня упаковывать вещи, а я снова откинулась на подушку и, усевшись поудобнее, решила дочитать письмо Саймона.

Ты продолжала твердить мне, что не можешь себе этого позволить. Чего позволить — счастья? Я до того момента тоже не был очень счастлив. Лизетт заметила, что я очень изменился. Однажды она спросила меня, не жалею ли я, что уехал из Гренады, и не хочу ли туда вернуться. Я сказал, что не хочу. Я вспомнил о пыли, о перепадах давления, о влажности воздуха, от которой мечтаешь о жабрах, о вони гниющих водорослей, которые приносит океанский прибой.

Это запах полного одиночества, и он приводит к депрессии. А может, я просто дико скучаю без тебя. Мне тяжело думать о том, что с этого лета ты уже не принадлежишь мне. Ты уже не принадлежишь мне! У тебя есть семья! (Ну почему это до сих пор так шокирует меня?) Кроме того, я схожу с ума от мысли, что ты принадлежишь кому-то другому.