Диагнозы

Просто ушел потрепав по плечу: Все случается

Просто ушел. А она промолчала безропотно.

И наблюдая, как дочка во сне улыбается,

Выросла Женщиной С Сердцем Железного Робота.

Прямо взглянула в глаза: – "Позабавились. Мало ли….

Все что случилось – досадная опрометчивость".

Хлопнула дверь. На ладони тревожно закапало

Горькой полынной водой – одиночество женщины.

В родильной палате

В родильной палате – шесть коек рядами,

За окнами – вечер погас...

Реальность и бред поменялись местами,

Мне вечностью кажется час...

И бьётся под тканью просторной сорочки

Набатами новая жизнь.

Как будто сказать мне отчаянно хочет:

"Немножко еще продержись!"

И я, упираясь ладонями в стены,

Шепчу заговор, как в бреду:

"Я выдержу всё!.. Я должна непременно!

Я сильная!.. Я же смогу!"

Вот боль, наступая, врезается в тело,

Знамением высших побед...

И нет ни границ, ни конца, ни предела,

И времени, кажется, нет...

А мысли – как ветром пустые страницы,

А в пульсе – последний порог...

Потом, как сквозь вату, лицо фельдшерицы:

"Давай же!.. Последний рывок!"

И я, сделав вдох, атакую буксиром

Всему напролом, вопреки!

К победе над болью, к рождению Мира,

К источнику новой строки...

Но... губы – до крови, и битва с собою,

И крик над пристанищем крыш

Служили, поверьте, достойной ценою

За первое "здравствуй, малыш"!

Она убегала

Опять непогода. Но я далеко за туманами.

Не хмурься, укутайся в ночи седой одеяло.

А я расскажу тебе сказку про девочку странную,

Которая, что-то искав, ото всех убегала.

Обычная с виду – жила и дышала и верила,

Она принимала как все и проблемы и радости,

Вот только глаза с обреченностью старого гения

Топили ее из зеркал бесконечной усталостью.

Кто знает теперь, отчего она видела тайное.

Кто знает, за что ей вселенная быть напророчила…

Но только, сбегая, писала словами случайными

Простые стихи на листках своего одиночества.

И губы кусая до крови, смеялась неистово,

Болела, сходила с ума в карусели бессонницы,

Сжигала себя в никуда запоздавшими письмами….

И билась в груди чья-то ложь, возвращенная сторицей.

Рвала изнутри и гнала лошадьми полоумными

Подальше от чьей-то постели, любви до беспамятства,

От страсти, от шепота, смерти и мрака безлунного,

От счастья земного, от временем скорченной старости…

От правды во имя, спасенья и боли,

Бежала стихами обратно, на волю.

От солнца, от рая, от тьмы и закатов,

От чьей-то любви возращенной стократно,

От зависти черной и белой, от жала

Простых откровений…. Бежала…. Бежала….

****

Как будто безумие было единственным выходом

Вернуться под утро и тихо продолжить течение

Но вновь разбиваясь, она просыпалась на выдохе

Чудная девчонка с клеймом обреченного гения……

28 сентября 2009

Женщина

Женщина, говорите… какое слово… хрупкая оболочка… а если б знали,

Скольких неповторимых, извечно – новых, самым обычным именем называли…

Женщина. Как изношены буквы эти... В сотую часть не сказаны смысл и сила.

Сколько их, сыновей отдававших смерти, слабое это званье в себе хранило…

Можно ли заключить в алфавитной сути, режущее отчаянье вечной боли –

Тысячи, слышите, тысячи женских судеб, плачущих в обреченность косынки вдовьей….

Женские руки – мудрость, приют и ласка. Хлеба краюха, вышивка на котомке….

Голос – завет, молитва, и на ночь сказка, шепот любви, шагающей к самой кромке.

В каждой из жизни новой и первом крике – Лица и свет их, пишущих мир событий…

Мать и Победа... Главная строчка в книге… ВЕРА. А вы……… «женщина», говорите…

Девчонка на вид сорока с небольшим

На сердце легко, несмотря на простуду:

Вчера на обычной на вид мостовой

Я стала свидетелем яркого чуда,

А может быть просто столкнулась с судьбой...

Поверите в это, быть может, едва ли:

По латкам бетонным, под шорох машин,

Неслась королевой в оранжевой шали

Девчонка на вид сорока с небольшим!

Её не пугал ни порывистый ветер,

Ни пальцы дождя в волосах золотых:

Сияньем нежнейшего чувства на свете

Она отличалась в толпе от других:

Сверкали в глазах... нет – то даже не звезды:

Галактика, вспышки вселенской весны!

Неслась в музыкальности многоколесной,

С огромной надеждой смотря на часы...

А у перекрестка, до нитки промокший,

ОН прятал за спину огромный букет:

В его пятьдесят что же может быть проще :

Быть глупым мальчишкой пятнадцати лет!

Меня бы назвали Лиской

Привет. Меня зовут Лиска. Ну... меня бы назвали Лиской. Ну я так думаю. Конечно, мама с папой наверное записали бы под меня красивым именем Елизавета, но потом, когда бы я подросла и стала похожа на рыжую лисичку из – за веснушек на носу (совсем как у папы), меня бы непременно стали звать Лиской!

Я бы росла быстро, не плакала бы по ночам и почти совсем – совсем бы не болела. Ну если только чуть-чуть, иногда. Но потом обязательно бы выздоравливала, чтобы не расстраивать маму – она у меня такая волнительная! Ну... то есть волнующая.. ой, волновательная!.. Ну, в общем она очень за меня переживала бы. Потому что она бы меня любила.

И я её люблю.

И вот когда бы я выросла немножко и научилась бы писать буквы, я бы маме это написала красным фломастером на новых обоях в зале – получилось бы красиво: