Диахар

— Я должна была посмотреть на ту, что осмелилась пойти против своей природы и наплевать на свое предназначение. Такого не случалось ни разу. Ты первая диахар, осмелившаяся думать, что тебе позволено выбирать, — нет, грозно разговаривать у нас у обеих не получается. С интонацией у нее неплохо, но вот напор и манера — беда.

— Я — душа умершей в две тысячи тринадцатом году девушки Евы, попавшей под машину на оживленном перекрестке. Я была определена в Рай, и жила там долгие годы, пока не получила возможность посмотреть на Ад. Побывав и там, и там, я сделала свой выбор. СВОЙ. И нет никакого предназначения, не никаких указаний.

— Расскажи это Иерону и Асмодею, — попыталась уколоть моя копия.

— Лучше ты мне расскажи, великая основательница рода, на кой черт ты морочишь голову Верховному уже несколько тысяч лет, — Еваника поежилась, но выдержала мой взгляд.

— Мне всегда был противен Ад, впрочем, как и всем моим дочерям. Когда я появилась, Асмодей был единственным, кто заботился обо мне, кто любил меня, пусть и странной любовью существа, привыкшего жить страстью. Можешь мне не верить, но я тоже любила его. Я долгое время пребывала в его мире, возвращая души на верный путь, усмиряя гнев самых импульсивных, принося толику гармонии в хаос только что созданного мира тьмы. Но Ад съедал меня изнутри, я чахла там, как цветок без влаги. Мне предстояло сделать выбор, и я решила уйти. Тем более, что срок, отведенный мне, был не вечен. Я предложила Асмодею пойти со мной, но он отказался. Я же, не выдержав разлуки, прекратила свою жизнь раньше срока и растворилась в вечности. Каждая последующая диахар интуитивно тянулась к нему, опираясь на обрывки унаследованных чувств и воспоминаний. И каждый раз история повторялась. Однако ты — явление уникальное.

— Чем же?

— Наша задача — равновесие. Асмодей, вернись он в Рай, сделал бы оба мира куда ближе к гармонии, чем есть сейчас. Так что в чем-то мы любили, выполняя свое предназначение. Ты — первая диахар, которая не вспомнила своего прошлого. У тебя нет никаких воспоминаний или ощущений. Ты как будто не моя дочь. Кроме того, в первый раз за всю историю, диахар было предначертано изменить жизнь одного конкретного черта. Правнука Асмодея, дофина, наследника Круга — Иерона. И у тебя все прекрасно получалось, пока Люцифер не рассказал тебе твою историю. Ты начала сопротивляться, в глубине души зная, что это бесполезно. Почему, Ева? Почему ты противишься своей природе?

— Разве это правильно? Нет. И это нужно прекратить. Ад и Рай сами могут разобраться. Я не планирую исчезать в вечности, я планирую разделить ее с любимым.

— Уйдя от него?

— Иногда нужно попытаться уйти, чтобы понять, стоит ли остаться, — философски протянула я.

— Просто уведи его в Рай.

— Нет, — я насупилась.

— И тебя не смущает даже то, что он станет самым жестоким главой Круга за всю историю и начнет активную компанию совращения невинных? — Я искала признаки лжи в ее голосе или мимике, но не находила.

— Это не возможно, — растерянно ответила я. — Он слишком добр, чтобы стать тем, кого ты описываешь.

— И, тем не менее, это факт. Понятия не имею, что на него повлияло или повлияет, но он ожесточится, — вот теперь врет. А у меня есть одно предположение, но я его оставлю при себе.

— Это не повод ставить его перед выбором. Я не стою того, чтобы ради меня перешагивали через свою сущность, — я опустила глаза.

— Да пойми же ты, у вас нет выбора. Судьба все равно сделает так, как должно быть правильно. И чем дольше ты отрицаешь очевидное и врешь о своих чувствах, тем хуже делаешь вам обоим.

Я вскинулась, и какое-то время мы сверлили друг друга взглядом.

— Я никогда не поставлю его перед выбором: я или Ад. Ни-ког-да! — По слогам произнесла я.

— Ох, девочка, значит, судьба заставит вас выбирать то же, но другими словами. Тебе пора возвращаться, — резко закончила она.

— И давно!

— Прощай, — туман вокруг начал сгущаться, и вскоре я перестала различать даже свою вытянутую руку. Когда кокон стал твердым, я потеряла сознание. И на этот раз этот факт меня обрадовал.

Сегодня. День 30. Ева.

По ощущениям я, наконец, в своей постели. Как же хорошо: мягко и тепло…

Сквозь сон я слышала его голос, рассказывающий мне какую-то историю, но не торопилась открывать глаза.

— …теперь я уверен, что твое место в Раю. Ад делает с тобой странные вещи. Ты изменилась, стала серьезнее, и, на мой взгляд, куда ранимее, чем была. И знаешь, я устал сидеть у твоей постели и сходить с ума от ожидания. Ева, я не могу каждый раз сидеть и гадать, очнешься ли ты. Это жестоко. Жестоко проваливаться в небытие и оставлять меня всего за день до твоего ухода, — его голос надломился. — У нас итак совсем не осталось времени! Я так много должен был сказать тебе. Сказать уже давно. Но я боялся быть отвергнутым чертом, и ждал. И вот дождался…

Я услышала скрип половиц, а потом почувствовала поцелуй в лоб.

— Пожалуйста, очнись скорее. Я не могу отпустить тебя, не рассказав все, что чувствую.

Вновь заскрипели половицы, а потом и дверь — искуситель оставил меня одну.