Дьякон Кинг-Конг

– Это он, – кивнула она, но потом подумала хорошенько. Хоть она собственными глазами видела, как Пиджак отдал права Сосиске, копы наверняка только через несколько недель сообразят, что настоящий Телониус – это Сосиска, а не Пиджак. Возможно ли, думала она, что эти двое еще раз обменялись правами после праздника на всякий случай, чтобы, если копы заметут Сосиску, у Пиджака было время сбежать? Она решила, что нет. «Нет. Пиджак бы не додумался. Слишком допился. Слишком ленивый, чтобы загадывать так далеко вперед». И все же забрезжила надежда. Если Сосиска слишком слаб, чтобы рассказать, что случилось и кто есть кто, шанс еще есть.

– Мистеру Эллису спас жизнь судейский жилет, – сказал Катоха. – Пуля вошла сбоку, нагрудный протектор ее замедлил. Иначе кранты. Штука в том, что он еще слаб, еле шевелит языком. Не пришел в себя до конца. Через денек-другой мы вернемся и снова его проведаем, когда ему станет лучше.

– Ладно.

– Ах да, и рассказывал он о женщине. Как, говорите, звали его жену?

– Хетти.

– Нет, не Хетти. Что-то про Дениз Бибб.

– Сестра Бибб? – В голове сестры Го снова вспыхнула искорка. Она уставилась в землю, стараясь не выдавать чувств. – Это органистка нашей церкви. Ее должность – музыкальный руководитель.

– Ваш Пиджак сказал, что стрелком была женщина, и несколько раз назвал ее по имени. Дениз Бибб. Почему? Я думал, его жена умерла.

Сестра Го закусила губу.

– Должно быть, бредит. Вы же сами сказали, что он слаб, верно?

– Весьма и весьма. Практически на грани. Говорил о миссис Бибб очень странные вещи. Что-то насчет того, что она убийственна. Может сотворить что-то жуткое с органами. Сильна, как мужик. Мастерски обращается со стволом. И тому подобное. У них не было вражды? Как по-твоему, она могла быть замешана?

Сестра Го почувствовала, как искра в ее голове становится фейерверком. «Так и знала! – думала она. – У Сосиски и сестры Бибб роман!» Она по-прежнему таращилась в землю, всеми силами поддерживая бесстрастность на лице, и только потом попыталась заговорить.

– Сестра Бибб и мухи не обидит, – выдавила она.

– Это называется уликой. Я обязан спросить.

– Это называется «когда ты стар, у тебя остается только воображение», – сказала сестра Го. Она попыталась изобразить угрюмую улыбку, но не получалось. Теперь улыбка стала настоящей.

Катоха глазел на нее. «Улыбка у нее, – думал он, – как радуга». Пытался говорить ровным, официальным тоном.

– Нет ли каких-нибудь оснований считать, что у этой вашей сестры Бибб могла быть обида на Пиджака? Возможно, любовная ссора?

Сестра Го пожала плечами.

– В церкви хватает шашней, как и в любом месте на свете. Чувства никуда не спрячешь, понимаешь? Людям становится одиноко даже в браке. В этом мире живет любовь. Она ничего и никого не обходит стороной. Никогда не замечал?

Она посмотрела на него с таким желанием, что Катохе пришлось подавить желание поднять руку, как третьеклассник в школе, – и потянуться к ее руке. Она его разоблачила. И даже сама об этом не знала.

– Конечно, – проговорил он.

– Но я сомневаюсь, что между ними что-то было, – сказала она. – Чего не спросить саму сестру Бибб?

– Где она?

– Она живет в тридцать четвертом корпусе. Но сегодня суббота, а по субботам она в основном работает. Готовит в столовой на Манхэттене.

– Ты видела ее вчера вечером?

– Нет. – Это была правда. Она видела ее три минуты назад. В очереди за сыром. Но об этом сержант не спрашивал. Сестре Го полегчало. Она хотя бы не врала «оптом», как выражалась ее мать. А кроме того, разве он узнает? Она поймала себя на надежде, что узнает. Тогда ему, скорее всего, придется вернуться, и они увидятся еще, и еще, и еще. «Я буду врать, – думала она, – только чтобы прижаться к этому сильному плечу, и увидеть его улыбку, и услышать, как он шутит своим тяжелым красивым голосом, как в тот первый день в церкви». Тут она почувствовала, как в горле поднимается желчь. «Ну что я сочиняю, – с горечью подумала она. – Когда все закончится, он исчезнет. Может, я когда-нибудь и увижу его в “Реттигене”, за пересмешками с приятелями, пока собираю их бутылки с тротуара». Эта мысль ее сокрушила.

Катоха заметил, как вытянулось ее лицо, но не знал почему.

– Мы еще вернемся и поговорим с ней, – сказал он.

Она улыбнулась – в этот раз печально, неподдельно – и почувствовала, как ее сердце ухнуло вниз, когда произнесла те слова, что всякий раз зажигали свет в сердце у него.

– Тогда возвращайся. Поскорей, если придется.

Катоха заставил себя привести чувства в порядок. Он бы их захлопнул и запер, если б мог. Он же на работе. Погибли люди. Надо извещать семьи. Общаться со следователями. Заполнять бумаги. Этим делом будут перекидываться по всему семьдесят шестому участку, пока оно кому-нибудь не надоест. Лучшее, что он от него получит, уже стояло перед ним – самая роскошная и добрая женщина, какую он только видел. Он глубоко вздохнул, изобразил слабую улыбку, потом бросил взгляд на очередь к двери в подвал, где его дожидались коллеги.

– Нам лучше вернуться, а то про нас подумают, что мы ушли в китайский ресторан.