Отсюда и получается, что человек (субъект познания) рассматривается как пассивная сторона отношения "объект субъект", как определяемый член этого отношения. Человек тут вырывается из сплетения общественных отношений и превращается в изолированного индивида. Поэтому отношение "человек – окружающий мир" толкуется как отношение "индивид – все остальное". Под последним понимается все то, что находится
Поэтому, когда перед Фейербахом встает вопрос, где и как человек (мыслящее тело) находится в непосредственном единстве (контакте) с окружающим миром, он отвечает: в созерцании.
Отвлекается Фейербах и от реальных сложностей социальных отношений между теорией и практикой, от разделения труда, которое "отчуждает" мышление (в виде науки) от большинства индивидов и превращает его в силу, не зависимую от них и вне их существующую. Поэтому он и в гегелевском обоготворении мышления (т.е. науки) и не видит ничего, кроме перепева религиозных иллюзий.
Часть Вторая. НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ МАРКСИСТСКО-ЛЕНИНСКОЙ ТЕОРИИ ДИАЛЕКТИКИ. I
Очерк 7. К ВОПРОСУ О ДИАЛЕКТИКО-МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ КРИТИКЕ ОБЪЕКТИВНОГО ИДЕАЛИЗМА
Чтобы преодолеть слабости, тем более пороки, той или иной философской системы, необходимо их понять. По отношению к Гегелю такого рода "понимание" и продемонстрировали классики марксизма. Тем самым и в вопросах логики они пошли значительно дальше как Гегеля, так и его материалистического антипода – Фейербаха.
Маркс, Энгельс и Ленин ясно показали и исторические заслуги Гегеля, и исторически обусловленную ограниченность его научных завоеваний. Они четко прочертили границы, через которые гегелевская диалектика перешагнуть не смогла, выявили те иллюзии, власть которых, несмотря на всю силу ума ее создателя, она была не в состоянии одолеть. Величие Гегеля, как и его ограниченность, целиком определяется тем, что он исчерпал возможность разработки диалектики на базе идеализма, в рамках тех аксиом, которые идеализм навязывает научному мышлению. Гегель независимо от своих намерений показал как на ладони, что идеализм приводит мышление в роковые тупики и обрекает даже диалектически просвещенную, даже до артистического уровня вышколенную в диалектическом отношении мысль на безвыходное круговращение внутри себя, на бесконечную процедуру "самовыражения", "самосознания". Для Гегеля (и именно потому, что он наиболее последовательный и нелицемерный идеалист, раскрывающий тем самым тайну всякого другого, непоследовательного и незавершенного идеализма) "бытие", т.е. вне и независимо от мышления существующий мир природы и истории, неизбежно превращается лишь в повод для демонстрации логического искусства, в неисчерпаемый резервуар "примеров", подтверждающих снова и снова все одни и те же школьные схемы и категории логики. Как ядовито заметил молодой Маркс, "дело логики" загораживает от Гегеля "логику дела".
Глубокие пороки гегелевской диалектики прямо связаны с идеализмом, в результате чего диалектика легко превращается в способ тонкой, логически изощренной апологетики всего существующего. Во все эти обстоятельства надлежит вглядеться попристальнее.