Чтобы проверить, правильно или неправильно наше представление о
том, как обстоят дела вне нашего сознания (т.е. соответствует ли наше представление
вещи), достаточно внимательно рассмотреть вещь, сравнить представление с фактическим
положением дел, с общим в фактах. Но для того, чтобы определить, принадлежит
это общее вещам с
Истинность понятия доказывается не путем сравнения его определений с эмпирически-общими признаками фактов, а более сложным и опосредованным путем, [104] включающим в себя практическое преобразование эмпирической действительности. Окончательной инстанцией проверки понятия оказывается практика. Соответствие понятия предмету доказывается в полной мере лишь тогда, когда человеку удается найти, воспроизвести или создать предмет, соответствующий тому понятию, которое он образовал.
Поскольку же понятие выражает сущность вещи, а не то абстрактно-общее, которое открыто созерцанию и представлению, постольку понятие и нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть ссылкой на то, что все единичные факты, данные созерцанию, обладают или не обладают в данный момент такими-то и такими-то признаками. Маркс ни одну другую манеру теоретизировать не третировал так презрительно, как манеру вульгарных экономистов, полагающих, что они опровергают теорию, когда им удается показать, что вещи в явлении выглядят иначе, чем в сущности, выражаемой понятием. «...Вульгарный экономист думает, что делает великое открытие, когда он раскрытию внутренней связи гордо противопоставляет тот факт, что в явлениях вещи иначе выглядят. И выходит, что он гордится тем, что пресмыкается перед видимостью, принимает видимость за конечное. К чему же тогда вообще наука?» 1
Сущность вещи, выражаемая в ее понятии, заключается в конкретной системе взаимодействия ее с другими вещами, в той системе объективных условий, внутри которых и посредством которых она есть «то, что она есть». Каждая единичная, отдельно взятая, вещь заключает в своем составе свою собственную сущность не в виде актуально-данного общего признака, а потенциально, только как элемент некоторой конкретной системы взаимодействующих вещей. Как непосредственно наблюдаемое общее эта сущность в ней реально (а потому и в созерцании) не осуществляется, а если и осуществляется, то, во всяком случае, не сразу, а только в процессе ее движения, изменения, развития.
Важность этого обстоятельства можно ярко проиллюстрировать на истории понятия пролетариата, этой важнейшей категории марксистско-ленинской теории. [105]
Когда Маркс и Энгельс выработали понятие пролетариата как самого революционного класса буржуазного общества, как могильщика капитализма, это понятие принципиально невозможно было получить и качестве абстрактно-общего каждому отдельному пролетарию и каждому особенному слою пролетариата отвлеченного признака. Такая формальная абстракция, которую в середине XIX в. можно было бы при желании отвлечь путем сравнения всех отдельных представителей пролетариата, путем того абстрагирования, которое рекомендует недиалектическая логика, характеризовала бы пролетариат как наиболее угнетенный, задавленный нуждой и нищетой пассивно страдающий класс, способный, в лучшем случае, лишь на отчаянный голодный бунт.
Такое «понятие» пролетариата можно встретить в бесчисленных исследованиях
того времени, в филантропических писаниях современников Маркса и Энгельса, и
в трудах социалистов-утопистов. Эмпирически-общее в этой абстракции было схвачено
и отражено совершенно точно. Но
Этот вывод, это понятие, выражающее действительную объективную природу пролетариата как класса, было добыто на пути исследования всей совокупности условий, внутри которых пролетариат с неизбежностью формируется как самый революционный класс, призванный разрушить до основания всю эту породившую его систему общественных условий. Понятие пролетариата, в противоположность эмпирически-общему представлению о нем, здесь было не формальной абстракцией, а теоретическим выражением объективных условий его развития и содержало в себе понимание его объективной роли, притом в тенденции ее развития.