«Первоначальным замыслом Гитлера было создать с помощью Англии так называемое евро-африканское пространство, которое должно было превратиться в центр сопротивления Востоку. Наконец в 1940 году, убедившись в отказе Англии достигнуть компромисса, он переиначил это понятие в так называемое евразийское пространство. Полагаясь только на свою собственную силу, он хотел подчинить себе Европу и сплотить все побежденные им народы в этом великом начинании. Он хотел завоевать Восток как новое колониальное пространство для этой объединенной Европы, из которой Англия была бы исключена»79
.Для оптимального соединения рациональных и внерациональных форм военного прогресса важен геополитический подход. Принцип связи географии и истории, характерный для евразийской геософии, был присущ геополитике, которая для обоснования своих целей апеллировала к историческому прошлому. Так, например, немецкие геополитики утверждали, что в силу своего положения в центре Европы Германия должна объединить под своим началом другие «периферийные» государства в Orbis Romanus80
. Как верно отметил Т.А. Михайлов: «В парадигме геополитического мышления геополитический статус нации превращается в ее миссию. Статус нации отделяется от институтов, а институты рассматриваются в аспекте того, насколько они способны обслужить этот статус»81. Поэтому геополитика была взята на вооружение идеологами практически всех западных стран в качестве научной апологетики и идеологического обоснования экспансионистских целей обслуживаемого ими класса. В соответствии со своей концепцией Савицкий выделил два вида цивилизаций: 1) воинствующего экономизма, утверждающие круг экономических явлений как нечто самодовлеющее; они бездуховные, скрывающие свою атеистическую сущность в историческом материализме; 2) придерживающиеся философии подчиненной экономики, согласно которой удовлетворение экономических потребностей общества связано с общими началами религии. По мнению Савицкого, идеи воинствующего экономизма и философия подчиненной экономики находятся в состоянии постоянной борьбы за право преобладания в цивилизациях.Исследовав военный прогресс, надо подчеркнуть, что у евразийцев не было недостатка в оппонентах как в прошлом, так и в настоящем. Анализируя в целом их взгляды, немецкий историк Л. Люкс подчеркивал, пожалуй, одну из самых сильных сторон их доктрины: «В разработке концепции евразийства приняли участие этнологи, географы, языковеды, историки, правоведы и пр. Это разительно отличает евразийство от большинства идеологий, возникших в Европе между двумя войнами. Тут за дело взялись не дилетанты и политические доктринеры, а люди, прошедшие научную школу, владевшие искусством изощренного анализа. Вот почему воздвигнутое евразийцами построение не так просто повалить, хотя большинство русских эмигрантов было изрядно шокировано их откровениями82
. Это отличие евразийского движения, отмеченное Люксом, во многом отвечает на вопрос о том, почему евразийские идеи в начале XXI столетия не потеряли своей актуальности не только с исторической, но и с политической точки зрения. О своей готовности осуществить новый поворот к Востоку не раз заявляли современные российские политические деятели. Свидетельством этому являются создание и деятельность Шанхайской организации сотрудничества, участие России в работе Организации исламских государств, проведение совместных военных маневров с крупнейшими странами Азиатско-Тихоокеанского региона и т. п. Сформулированный Савицким принцип обращенности к Востоку и Западу также находит своеобразное отражение в современной политике России. В частности, это хорошо видно на примере поставок российских энергоресурсов. Как только на Западе заговорили о том, что Россия ставит Европу под контроль российским газом, из Москвы прозвучала альтернатива о готовности ориентировать свои поставки голубого топлива динамично развивающемуся Китаю. В этом случае на Западе взяла верх разумная целесообразность.Евразийцам принадлежит одно из ярких противопоставлений концепции соборной личности и концепции личности свободной. Основному понятию старого миросозерцания, понятию отъединенного и замкнутого в себе социального атома, мы противопоставляем понятие личности как живого и органического единства многообразия, мы признаем реальностью не только индивидуальную личность (которая по существу-то своему вовсе не только индивидуальная), но и социальную группу и народ, и субъект культуры, и человечество. Заменяя понятие внешней связи понятием связи органической или личной, мы считаем и называем их личностями, но и в отличие от индивидуумов – личностями соборными. Соборность не просто принадлежит личности коллективистского общества, определяющей ее проявления – развертывание и раскрытие органической целостности. При этом целостность – это такая полнота, которая не нуждается уже ни в каких дополнениях, т. е. целостность соборной личности является мерой ее совершенств83
.