Обращение к казалось бы побочной для книги теме расы на самом деле поднимает ранг исследования. Ибо этнос непостижим вне расы, как раса вне проторасы. Никак нельзя рассматривать проблему этногенеза вне связи с расой и расогенезом. Эта связь будет незримо присутствовать и ощущаться, даже если авторы пройдут ее молчанием (что, собственно, Балановские и делают). Увы, такое умолчание оставляет у читателя вопросы без ответов, часть которых я тут воспроизведу. Некоторые из них уже ставились выше по другому поводу, что позволяет подчеркнуть их закономерность.
1. Если человечество едино, как берутся утверждать авторы, тогда должен быть исходный набор генов, породивший все расы и, как следствие этого, все этносы. Где он? Каков он? Почему трансформировался так радикально и так многократно и многообразно, коль скоро роль мутаций априори ничтожна (на что указывают и сами Балановские)?
2. Авторы смело настаивают на верности расового подхода. Это прекрасно. Но почему бы в таком случае не вести исследование, исходя не из мифической и в высшей степени условной «Северной Евразии», а из реальных биологических сообществ — рас? Разве не продуктивно было бы изучать не частично, в искусственных границах обрезанные, а целиком ареалы европеоидной и монголоидной рас и их взаимодействие?
3. Авторы утверждают (329), будто бы по генетическим компонентам получается, что «народы Европы сформировались в неолите в ходе постепенного распространения земледельческого населения из Малой Азии через Балканы далее к Северу и Западу Европы». Как же в таком случае объяснить, что задолго до того, в глубоком палеолите граница европейского генофонда проходила в Западной Сибири по 70 меридиану (да и потом никуда, по большому счету, не делась)? Когда и как носители этой палеогенетики оказались в Малой Азии? Откуда они там взялись? На каком основании этот регион нам предлагают считать за точку исхода европеоидов, если это противоречит археологии? С каких пор земледелие, появившееся сравнительно недавно, стало расовым или этническим критерием?
4. На с. 29 авторы утверждают, что цвет глаз считается «признаком, устойчивым к воздействиям среды». Прекрасно! Еще один гвоздь в крышку гроба той нелепейшей концепции, согласно которой одни потомки общей для всех рас «Африканской Праматери Евы» якобы «под воздействием среды» или неких никому не ведомых мутаций побелели и поголубоглазели, а другие пожелтели, почерноглазели и окосели. Но как совместить принципиальность этой позиции Балановских с их же утверждением, что-де у ряда этносов «сложившиеся в определенной социальной и природной среде особенности генофонда адаптированы именно к этой среде» (16)? Нас всегда учили, что наследственные признаки не адаптивны, а адаптивные (благоприобретенные) не наследуются. Кто и когда установил и доказал обратное?
5. «Главный тренд современного генофонда», с точки зрения авторов, — расовое смешение в Сибири и на Дальнем Востоке (246). Однако, произвольно ограничив свое исследование генофонда Русской равниной, они ничем не подтверждают данный тезис. Чем же он доказывается?
6. Близок по смыслу и следующий вопрос. Балановские утверждают по поводу Зауралья: «Широкое расселение русских на этих землях должно было сдвинуть “европейско-сибирское” («метрическо-килограммовое», т. к. европеец — это еще и расовое понятие, а сибиряк — только географическое. — А.С.) равновесие в генофонде в европейскую сторону. Но… оно не могло внести кардинальные изменения в саму макроструктуру генофонда Северной Евразии» (255).
Выше я пытался опротестовать само понятие «генофонда Северной Евразии» как противоречащее классическому понятию популяции. Но допустим на минуту, что таковое все же есть. Как же тогда понять и зачем утверждать, вопреки очевидному, что появление за Уралом русских не имело-де большого значения? Разве возникновение русского абсолютного большинства на всем пространстве от Урала до Тихого океана не изменило расовый баланс самым наирадикальнейшим манером? Разве соотношение расовых компонентов не изменилось там в корне? Это не похоже на правду.
Или авторы хотят сказать, что все эти же гены встречались на той земле и раньше? Пусть так. Ну и что? Разве самое главное — не в пропорциях?! Ведь пропорции-то генофонда изменились именно кардинально! Теперь-то ведь это уже — русские края, русская земля, и русские давно здесь — коренные! И доминация европейских генов в этих краях очевидна априори.