Диалектика русского этноса, или в поисках русского генофонда

В итоге полного ответа на поставленный Балановскими исходный (!) вопрос мы, соответственно, так и не получим. «Откуда ты, Русь?» — на такую глубину понимания авторы принципиально отказываются проникнуть. Проблема русского этногенеза, заявленная как задача всей книги, остается лишь приоткрытой, но не раскрытой.

3. Неуловимая история

Книга Балановских фиксирует настоящее состояние русского генофонда по полевым, так сказать, исследованиям, но она не посягает судить о прошлом.

Между тем, авторы буквально разрываются между назревшей необходимостью и возможностью заново переписать историю народов и рас с точки зрения их генетической изменчивости — и мировоззренческим неприятием подобного вполне естественного стремления. «Гены не детерминируют историю», — утверждают они (17). Утверждение в высшей мере спорное, хотя и в той же мере политкорректное. А поскольку книга в значительной степени представляет собой попытку утвердить геногеографию в качестве именно исторической науки, то налицо противоречие[2].

Историческая наука накопила достаточно версий о происхождении русского народа. Казалось бы — вот задача для союза генетики с антропологией: перебрать и оценить эти версии с точки зрения биологической достоверности или хотя бы вероятности. Какие из них имеют право на существование, а какие нет. Была бы огромная польза и гарантированная благодарность всех лиц, заинтересованных в таком приложении геногеографии к истории.

Балановские, однако, так и не дерзнули предложить историческую расшифровку тем географическим аномалиям, которые обнаружены ими в русском генофонде. И, возможно, правильно сделали, не будучи историками. Ибо влияние истории на генетику понятно каждому: пришли, к примеру, молодые и холостые русские в Сибирь, поотнимали женщин у местных монголоидных, уральских, алтайских, тюркских народов, женщины нарожали смешанное потомство — вот вам и новый генофонд. Судить о нем на базе истории очень даже можно[3].

А вот можно ли, наоборот, на основе генетики судить о ходе истории, о том, кто, когда и с кем смешивался? Достаточно ли мы знаем хотя бы историю миграций рас и этносов, историю их дивергенций и реверсий, вообще историю этногенезов, чтобы расшифровывать ее через генетику, не попав впросак? Балановские это делать отказываются, и правильно, поскольку уже имеются примеры крупных ошибок в таком подходе.

В итоге книга о русском генофонде не получила авторской исторической проекции, она дает лишь снимок современного положения дел, верный для определенного ареала. Балановские воздержались от исторических гипотез, хотя для них имеется достаточно оснований. Но табу авторов — не наши табу, а посему речь о том ждет читателя впереди.

ПРОБЛЕМА МЕТОДА: ПРИРОДА ЭТНОСА «ПО БАЛАНОВСКИМ»

Природа этноса — главный камень преткновения, который был и остается между различными школами современной этнологии. Прежде всего, между отечественной и западной, но и между разными отечественными также[4]. Читатель должен знать, что любые утверждения о достигнутом в этом вопросе научном согласии, о неких договоренностях по данному поводу, о едином, якобы общепринятом базовом определении этноса и этничности — совершенно не соответствуют действительности.

Основной водораздел: этнос — биологическая или социальная категория? Имеются приверженцы как одной из крайних позиций, так и сторонники различных компромиссных подходов. Автор этих строк — убежденный и непоколебимый биологист, считающий, вслед за Б. Ф. Поршневым: социальное не из чего вывести, кроме как из биологического.

Книга биологов Балановских в данном вопросе демонстрирует такую же противоречивость, как и в ряде других. Факты, добытые ими, противостоят их же теоретическим установкам и убеждениям.

С одной стороны, они дают настоящий бой советской грубо социологизирующей школе, памятником которой стала вышедшая в 1986 году статья Якова Машбица и Кирилла Чистова, безапелляционно утверждавшая:

«Существуя объективно, этническое самосознание является субъективным механизмом осознания этноса как общности. Это — одна из форм обыденного сознания, притом нередко способ осознания социальной общности как единства происхождения, как своеобразного биологического родства (русский — русский по рождению, француз — француз по рождению). Но это вовсе не означает того, что этническое самосознание действительно отражает биологическую реальность. Утверждать так значит возводить в ранг научной теории обыденную и притом иллюзорную форму сознания социальной по своей природе общности (никогда не удастся доказать, что все русские или французы, или англичане родственники между собой; более или менее крупные и неизолированные этносы даже теоретически не могут располагать единым генофондом)»[5].