Читаем Диалоги полностью

- Существует ли иная его противоположность, кроме безобразного? - Нет. - Дальше: бывает ли что-нибудь хорошим?

- Бывает.

- Существует ли иная его противоположность, кроме плохого?

- Нет

- Пойдем еще дальше. Бывает ли звук высоким.

- Да.

- Но ему нет ведь другой противоположности, кроме низкого звука?

- Нет.

- Не значит ли это, - сказал я, - что каждой вещи противоположно только одно, а не многое? Протагор согласился.

- Так давай же, - сказал я, - подведем итог тому, в чем мы согласились. Согласны мы, что одному противоположно только одно, и не больше?

- Да.

- Мы согласны, что совершаемое противоположным образом совершается по противоположной причине?

- Да.

- А согласны мы, что все безрассудные поступки противоположны рассудительным?

- Да.

- И что рассудительные поступки совершаются благодаря рассудительности, а безрассудные - по безрассудству?

Протагор допустил и это.

- И если что противоположно по образу действия, то оно противоположно и по своей причине?

- Да.

- Делается же кое-что рассудительно, а кое-что и безрассудно?

- Да.

- То есть противоположным образом?

- Конечно.

- Значит, на противоположных основаниях?

- Да.

- Следовательно, безрассудство противоположно рассудительности?

- Очевидно.

- А помнишь, ведь раньше-то мы согласились, что безрассудство противоположно мудрости?

Протагор подтвердил.

- И что одно бывает противоположно только одному?

- Да, я это утверждаю.

- От какого же из двух утверждений нам отказаться, Протагор? От того ли, что одному противоположно только одно, или от того, которое гласило, что мудрость есть нечто иное, чем рассудительность, между тем как и то и другое - части добродетели, хотя и разные; они не похожи друг на друга, и назначение их различно, все равно как частей лица. Так от чего же мы откажемся? Ведь оба этих утверждения, вместе взятые, звучат не слишком складно - они не ладят и не соглашаются между собою. Да и как им ь ладить, если необходимо, чтобы одному было противоположно только одно, и не больше, а вот оказывается, что одному только безрассудству противоположны и мудрость, и рассудительность. Так ли, Протагор, или нет? Протагор согласился, хотя и очень неохотно. Так не получится ли, что рассудительность и мудрость - одно и то же? Ведь и раньше у нас оказалось, что справедливость и благочестие - почти то же самое. Но не будем унывать, Протагор, а давай разберемся и в остальном. Ведь ты не думаешь, что чело-с век, творящий неправду, поступая так, поступает согласно рассудку?

- Стыдно было бы мне, Сократ, -сказал Протагор, - признать это, хотя многие люди это и утверждают.

- Ну так к ним обращать мне мою речь или к тебе?

- Если тебе угодно, сперва разбери это утверждение многих.

- Лишь бы только ты мне отвечал, а твое ли это мнение или нет, мне неважно. Для меня самое главное - исследование вопроса, хотя может случиться, что при этом мы исследуем и того, кто спрашивает, то есть меня самого, и того, кто отвечает. Протагор сперва стал было ломаться перед нами, ссылаясь на то, что вопрос труден, однако потом согласился отвечать.

- Так изволь, - сказал я, - отвечать мне с самого начала. Полагаешь ли ты, что некоторые, хоть и творят неправду, все же не лишены здравого смысла?

- Пусть будет так.

- А обладать здравым смыслом - значит, по-твоему, хорошо соображать? Протагор подтвердил.

- А хорошо соображать - это значит отдавать себе отчет в том, что творишь неправду?

- Пусть будет так.

- Бывает ли это в том случае, когда дела у творящих неправду идут хорошо или когда дурно?

- Когда хорошо.

- Считаешь ли ты, что существует благо?

- Считаю.

- А не то ли есть благо, что полезно людям?

- Клянусь Зевсом, - сказал Протагор, - я лично " называю благо благом, даже если оно и не полезно людям.

Мне показалось, что Протагор уже раздражен, взволнован и изготовился к ответам, словно к бою. Когда я заметил такое его состояние, то с осторожностью тихо спросил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия
Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия

В предлагаемой книге выделены две области исследования музыкальной культуры, в основном искусства оперы, которые неизбежно взаимодействуют: осмысление классического наследия с точки зрения содержащихся в нем вечных проблем человеческого бытия, делающих великие произведения прошлого интересными и важными для любой эпохи и для любой социокультурной ситуации, с одной стороны, и специфики существования этих произведений как части живой ткани культуры нашего времени, которое хочет видеть в них смыслы, релевантные для наших современников, передающиеся в тех формах, что стали определяющими для культурных практик начала XX! века.Автор книги – Екатерина Николаевна Шапинская – доктор философских наук, профессор, автор более 150 научных публикаций, в том числе ряда монографий и учебных пособий. Исследует проблемы современной культуры и искусства, судьбы классического наследия в современной культуре, художественные практики массовой культуры и постмодернизма.

Екатерина Николаевна Шапинская

Философия