Что уж и говорить о предполагаемых сегодня биологами (более подробно об этом писал, к примеру, Ростан) возможностях более детального определения физических и психических качеств еще не родившегося ребенка. Их реализация требовала бы – эмпирически чрезвычайно трудного – коррелирующего согласования индивидуальных пожеланий родителей с общественным интересом (общество, состоящее из одних гениев, функционировать в равновесии, пожалуй бы, не смогло). Однако еще более серьезными следовало бы признать изменения, какие произошли бы в сфере чисто человеческих ценностей: если, например, было бы известно, что выдающиеся таланты господина Х
стали результатом не «хромосомного случая», как бы «выигрыша в лотерее наследственности», как это происходит сейчас, а того, что родители господина Х добились разрешения соответствующих властей на генотипическую «доработку» для их ребенка этого могучего таланта. Поскольку – если отрешиться от эмоций – нет принципиальной разницы между «заслугами гения» сейчас и в этой воображаемой ситуации в будущем (потому что в обоих случаях двигательные причины таланта не зависят от человека и в этом смысле все равно, является ли некто великим композитором из-за того, что гены таким образом «сами» сложились, или он им стал благодаря инженеру-генетику с согласия администрации), то, наверное, в общественном мнении о подобном техническом вмешательстве, которое одних ставит в привилегированное положение по отношению к другим, возникло бы ощущение несправедливости: что не все получают то, чего почти всем недостает, как «генов таланта», к примеру. При таком положении вещей произведения этих «синтезированных» творцов по-прежнему принимались бы на ура, однако, наверное, эти личности вызывали бы повсеместную неприязнь. Впрочем, это чистое предположение; все-таки вероятно, что с внедрением технологии «генетических композиций» неизбежно произойдут изменения в общественной системе ценностей, признаваемых автономными. То есть, может быть, можно оставить будущему заботы о подобных дилеммах.