Читаем Диалоги полностью

ГИЛАС. Только то, что ты в очередной раз меня победил. Действительно, теперь я ясно вижу, что даже постулат идентичности атомов, добавленный к постулату структурной идентичности, не способствует возможности воскрешения посредством воссоздания из атомов. Воистину, ты меня победил. И все же, друг, я не могу примириться с мыслью о бренности нашей жизни и ищу в пучине материального мира какую-нибудь лазейку, какой-нибудь шанс очнуться после кончины, возможность воссоздания того бесценного сокровища, каким является осознающее себя существование. Ведь это явление – единственно верное среди разнообразных событий, это источник роскоши мышления и познания. Как же такое возможно, чтобы оно представляло собой лишь краткую вспышку, маленькую искру, гаснущую во мраке небытия? Если круговорот материальных превращений вечен, то почему не может в нем когда-нибудь овеществиться мое мыслящее «я», «я», которое представляет собой живую и чувствующую цельность, не сводимую ни к каким элементам?

ФИЛОНУС. Ну вот опять. Ты полагаешь, что твое «я» – это цельность, несводимая к элементам? В высшей степени ошибаешься, друг. Что значит твое (или любое другое) «я»? В материальном смысле, естественно, это твое живое тело, а в смысле психическом – некая абстракция, некое обобщение и равнодействующая.

ГИЛАС. Абстракция? Мое «я» – абстракция? Что ты такое говоришь?

ФИЛОНУС. Увы, друг мой, увы! Если мы проследим историю твоего «я», возвращаясь в годы твоего детства, то окажемся во времени, когда ты, начиная говорить, не называл себя «я», а определял себя в третьем лице. Ты же знаешь, что так разговаривают все дети между вторым и третьим годами жизни. Способность говорить и думать о себе «я» требует такой абстракции мышления, которая маленьким детям еще недоступна. Итак, абстракция... Ты помнишь свое начало? Начало своего сознательного существования?

ГИЛАС. Нет.

ФИЛОНУС. Не помнишь, потому что это невозможно. Ты – это ты, потому что у тебя есть память. Если бы не она, у тебя не только не было бы никаких воспоминаний, радостных или печальных, ты не помнил бы о собственных переживаниях, заботах, надеждах, ты не мог бы знать (то есть – узнавать) родителей, знакомых, друзей, более того, у тебя не было бы вообще элементарной способности учиться не только в том узком смысле, какой придает этому понятию школа, но и в самом широком. Поэтому ты бы не смог научиться ни ходить, ни действовать, ни смотреть (ведь ты же знаешь, что новорожденные еще только учатся смотреть, то есть подстраивать под краски и движения в поле своего зрения определенные образы, значения, пространственные и временные композиции, отнюдь не рождаясь с уже готовым даром постижения). Точно так же ты не мог бы, ясное дело, научиться говорить, понимать или думать, то есть ты был бы, конечно, живым, но совершенно беспомощным созданием, слепым, глухим, немым и инертным существом, и не было бы способа сформировать в тебе сознательное чувство обособленности твоего существования. Именно поэтому память о событиях, вернее, их обобщение, подчиненное определенным центрам психической жизни, иерархически более высоким, определяет твое «я». Обобщение и – вместе с тем – производное. Производное тысяч и тысяч явлений, которые имели к тебе отношение, в которых ты принимал участие, производное сотен актов выбора, решения, постановки для себя новых целей в свете предшествующих достижений, производное конфликтов и триумфов, поражений и побед как плотских, так и духовных. Все это вместе взятое из года в год, изо дня в день формировало твое «я» до тех пор, пока оно не стало соответствовать тому зрелому, в расцвете умственных сил человеку, которым ты являешься, достойный Гилас. Однако если бы мы начали уничтожать в твоем мозгу все закрепленные там воспоминания, все сведения и весь (также присутствующий в памяти) автоматизм хождения, удерживания равновесия, смотрения, слушания, твоя умственная жизнь делалась бы все более убогой, и в конце концов ты перестал бы быть самим собой и незаметным образом стал бы никем, Гилас, да, никем, пусть даже твое тело продолжало бы жить. Это была бы твоя истинная смерть, смерть твоего «я», полное его уничтожение – такого результата, достойного сожаления, мы достигли бы, исключив те структурные изменения твоего мозга, которые произошли в нем за прошедшее время. Вот каким образом представляется проблема твоего «я», наглядно сводимого к целому множеству разнообразных элементов. Что скажешь?

ГИЛАС. Да, ты действительно прав. Странно, что я сам об этом не подумал, ведь я это все хорошо знаю. Видимо, я пребываю в каком-то особенном смущении, вызванном усилием обнаружить возможности возрождения сознательного существования, ежели пропускаю в своих рассуждениях столь банальные истины.

ФИЛОНУС. Если это настолько поглощает твое внимание, мы можем рассмотреть этот вопрос. Изложи свои мысли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Philosophy

Софист
Софист

«Софист», как и «Парменид», — диалоги, в которых Платон раскрывает сущность своей философии, тему идеи. Ощутимо меняется само изложение Платоном своей мысли. На место мифа с его образной многозначительностью приходит терминологически отточенное и строго понятийное изложение. Неизменным остается тот интеллектуальный каркас платонизма, обозначенный уже и в «Пире», и в «Федре». Неизменна и проблематика, лежащая в поле зрения Платона, ее можно ощутить в самих названиях диалогов «Софист» и «Парменид» — в них, конечно, ухвачено самое главное из идейных течений доплатоновской философии, питающих платонизм, и сделавших платоновский синтез таким четким как бы упругим и выпуклым. И софисты в их пафосе «всеразъедающего» мышления в теме отношения, поглощающего и растворяющего бытие, и Парменид в его теме бытия, отрицающего отношение, — в высшем смысле слова характерны и цельны.

Платон

Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука

Похожие книги