Диалоги кармелиток

Настоятельница. О, я вас не виню! Я только всегда боялась, что вы ошибаетесь, когда величие души влечет рас отвечать на исступление зла исступлением добра, словно два мощных голоса пытаются перекричать друг друга. Но именно тогда, когда зло делает больше всего шума, мы должны делать его как можно меньше — таковы обыкновение и дух нашего ордена, предназначенного для созерцания. Да, когда власть зла — которая, впрочем, есть не более чем призрак, иллюзия,— заявляет о себе особенно громко, тогда Господь снова становится младенцем в яслях, словно бы для того, чтобы ускользнуть от собственного правосудия, от настояний со­бственного правосудия и как бы обмануть его. И если все действительно происходило так, как вы мне рассказали, разве не может само нежное младенчество Господне, в лице нашей бедной дочурки Бланш, поплатиться за такое проявление героизма? Надеясь обеспечить свое спасение, не поста­вили ли мы под угрозу спасение Бланш? О, я только простая и недалекая монахиня. Но я всегда думала, что если сила — это добродетель, то такой добродетели не может хватить на всех, что сильные сильны за счет слабых и что во всеобщем искуплении со слабости будет наконец снято проклятие...

Мать Мария от Воплощения опустила голову. Долгое молчание.

Мать Мария. Как только это станет возможно, я буду просить у Вашего Преподобия разрешения отправиться в Париж на поиски мадему­азель Бланш де Лафорс.

Настоятельница. Я вам в том не откажу.

Молчание.

Хотя мне будет очень тяжело остаться одной в такую минуту.

Мать Мария опускается на колени перед настоятельницей.

Мать Мария. Я прошу у Вашего Преподобия прощения за свою вину. Да позволив мне Господь искупить ее такой ценой, чтобы от нее не пострадал никто, кроме меня.

Настоятельница благословляет и обнимает ее.

Пятая картина

Сцена I

Особняк Лафорсов. Двор пуст. Появляется какой-то человек. Это санкюлот: кокарда, фригийский колпак. Он проходит внутрь; в глубине видна лестница; он останавливается у дверей гостиной и негромко зовет: «Мадемуазель Бланш!» Ответа нет. Слышно, как он поднимается по лестнице.

Комната Бланш. Она слышит, что ее зовут, думает, что это ее отец, открывает дверь и выбегает. Увидев "чужого человека, она издает такой же крик ужаса, как в начале фильма. Она бросается обратно к себе в комнату и запирается там. Человек пытается ее успокоить, стоя под дверью: «Откройте! Это я, Антуан, ваш кучер. Ваш отец арестован, надо идти его выручать».

Сцена II

Тюрьма Консьержери. Подвальная камера, в которой человек двадцать узников. Беспорядок. По камере бродят люди, у которых нервы напряжены до крайности, но они стараются не показывать этого и быстро берут себя в руки. Окошко выходит во внутренний двор, откуда доносится несмолкаемый шум, иногда усиливающийся настолько, что заглушает разговоры. Голоса, рокот барабанов, шаги, скрип колес. Ничего похожего на дисциплину нынешних лагерей смерти. Время от времени какой-нибудь революционер (или революционерка) садится на корточки у окошка, прижимается лицом к решетке и выкрикивает оскорбления или шутку. Входит т ю р е м щ и к и выкликает узника.

Тюремщик. Бывший граф де Гиш. Узник (с иронией). Маркиз, гражданин! Тюремщик. В моей бумаге сказано граф, а не маркиз.

Несколько человек прерывают разговор и вслушиваются. Остальные продолжают беседу.

Узник. Ты держишь свою бумагу вверх ногами, гражданин! Тюремщик. Ну так что ж! Секретарь в суде мне ее прочел, и пусть я не умею читать, черт побери, но я не глухой.

Маркиз де Гиш протянул было руку, чтобы взять бумагу, но потом пожимает плечами

и говорит:

Маркиз. Пусть так! Ты мне всегда казался честным малым. Поло­жусь на тебя. (Он подходит к молодой женщине, которая с приходом тюремщика прервала партию в Карты и стоит с храброй улыбкой на губах.) Милая Элоиза, прошу вас сохранить эти безделушки. Я их завязал в платок и клянусь, тут все, чем я еще владел в этом мире. В мир иной я унесу с собой только вашу доброту, мой ангел.

Молчание.

Мой младший брат хорошо посмеется. Мы с ним семь лет вели тяжбу за жалкую хижину, не стоившую и пяти тысяч ливров, и вот я оставляю ему все... Это потому, правда, что я не дорожил ничем... Прощайте, Элоиза. Я расцеловал бы вам руки, если бы здесь это не было смешно. (Обращается к узнику с седыми волосами, партнеру молодой женщины по картам, кото­рый также прекратил игру.) Гонтран, вы дадите за меня экю этому доброму малому и засвидетельствуете мое почтение маркизу де Лафорсу. Я вижу, он задремал и не посмею будить его ради такого пустяка. (Элоизе.) Прощайте, душенька моя.

Молодая женщина явно напряглась, но по-прежнему мужественно дарит его улыбкой — до самого конца, пока он не переступает порога. Тем временем седой узник вернулся

на свое место.

Гонтран. Вы сдадите карты?