Диалоги об Атлантиде

Если бы кто, соображая всё это внимательно, был в недоумении, принимать ли беспредельное или определенное число миров, то решение в пользу беспредельного числа миров признал бы за приговор невежества действительно беспредельного[94] – в отношении вещей, которые должно знать; но надо ли принимать один или пять действительно существующих миров, – на этот счет всякий имел бы более права усомниться. На наш взгляд, оказывается, что, по условиям вероятия, естественно должен быть один мир; но кто-нибудь другой, ввиду других оснований, может полагать иначе. Впрочем, этот вопрос надо оставить – теперь открытые нашим исследованием роды мы разделим на огонь, землю, воду и воздух.

Земле предоставим мы вид кубический, потому что земля, из четырех родов, всех более неподвижна, и между телами – самое пластическое[95]; а такие именно свойства необходимо представляет тело, имеющее наиболее твердые основания. Но между основаниями, которые слагаются из предположенных вначале треугольников, естественно тверже то, в котором эти треугольники равносторонние, против того, в котором неравносторонние; да и составленная из того и другого равносторонняя поверхность, как в частях, так и в целом, выходит непременно устойчивее при четырех сторонах, нежели при трех. Поэтому мы соблюдем условия вероятия, если этот вид предоставим на долю земли, воде назначим вид самый неудобоподвижный из остальных, самый удобоподвижный – огню, а средний между этими – воздуху; самое малое тело по объему усвоим огню, самое большое – воде, а среднее – воздуху; также, самое острое – огню, второе по остроте – воздуху и третье – воде. Это сводится к тому, что вид, имеющий всего менее оснований, как самый резкий и по всем направлениям самый острый из всех, необходимо должен быть по природе и самый удобоподвижный, да и самый легкий, так как состоит из наименьшего числа тех частей; второй должен по этим свойствам быть вторым, а третий – третьим. Значит, и по прямым к тому основаниям и по началам вероятия, телесный вид пирамиды должен у нас быть стихиею[96] и семенем огня; затем, второй по рождению вид признаем стихиею воздуха, а третий – воды. Но все эти виды надобно мыслить столь малыми, что каждый единичный вид каждого из родов, по малости, не доступен нашему зрению, и мы видим только массы их, при скоплении множества единиц. То же – и пропорциональное их соотношение, по количеству, движениям и другим свойственным им силам: дав им во всех подробностях совершеннейшее устройство, насколько допускала это, непринужденно и без сопротивления, природа необходимости, Бог, надо думать, сложил их во всех отношениях пропорционально.

Из всего, что до сих пор сказано у нас о родах, по силе вероятия, можно заключить по крайней мере вот что. Земля (в ее элементах), приражаясь к огню и разрешаясь его остротою, должна находиться в брожении, всё равно, растворена ли она в самом огне, или в массе воздуха, либо воды, пока части её, встретясь каким-нибудь образом и соединясь между собою, не станут опять землею; ибо в другой-то вид перейти она не может. Вода же, будучи разделена огнем или также воздухом, при соединении частей может составить одно тело огня и два – воздуха. Доли воздуха, из одной разрешенной его части, образуют опять два тела огня. И наоборот, когда огонь, окруженный воздухом, водою или какими-либо частями земли, немногий среди многого, тревожимый их движением, борющийся и всё-таки побеждаемый, наконец будет ими подавлен, тогда два тела огня соединяются в один вид воздуха; а если побежден и раздроблен воздух, то из двух с половиною его частей сплотится один цельный вид воды[97]. – Рассудим же о них опять с этой стороны. Если какой-либо из других родов, будучи охвачен огнем, рассекается острием его углов и сторон, то перестанет рассекаться, как скоро превратится в его природу; потому что всякий подобный и тожественный в самом себе род не может ни производить перемену, ни сам что-либо испытывать в своих отношениях к тому, что совершенно с ним сходно. А пока нечто слабейшее, при переходе в другую природу, еще борется с чем-либо сильнейшим, оно не перестает разрешаться. И когда опять что-либо меньшее окружено бо́льшим или немногое многим и гаснет через дробление, оно перестает уже гаснуть, готовясь перейти в образ сильнейшего, и становится – из огня воздухом, а из воздуха водою; но если на него нападает и борется с ним нечто равносильное из других родов, то разрешение не прекращается, пока окончательно отброшенное и разрешенное не отбежит к сродному или роды побежденные, ставши из многих одним, подобным победившему, не водворятся с ним рядом. И в силу этих-то свойств всё меняет, конечно, свое место; ибо масса каждого отдельного рода удаляется в особое место движением начала принимающего[98], и что́, в каждом случае, становится неподобно самому себе и подобно иному, стремится, вследствие сотрясения, к месту того, чему уподобляется[99].