Диалоги рептильного мозга

— Кто дал тебе капсюли? — спокойно повторил сидящий перед ним.

— Мне больно, — произнес бородач с багровым лицом, пытаясь вдохнуть. — Я боюсь… — Он снова попытался сделать вздох, покрутил головой и посмотрел, казалось, прямо на меня. — Я боюсь, что Аллаха не существует.

Я так и стоял с открытым ртом. Щукин задернул плотную занавеску на стекле и выключил динамик.

— Вот как вам это, Геннадий Иванович? — спросил он с вызовом. — Я вам специально решил показать.

Я молчал.

— Можете разговаривать, оттуда нас не видно и не слышно. Там идет своя работа, у нас своя.

Я молчал.

— Чтоб вы понимали, — сказал Щукин с заметным раздражением. — Это совсем не детектор лжи, как думают у вас в управлении. Теперь вы убедились?

Я кивнул.

— Из вас не будет супер-следователя, Геннадий Иванович. Вы будете слышать только такое, — он указал глазами на занавеску, за которой снова двигались тени.

Я молчал.

— Вы понимаете, что ваше управление хочет отчитаться об экспериментах и выбрало, кого не жалко, вдруг будет толк? Но я вам говорю: это не то, что вам обещали. Вы не станете телепатом и не научитесь читать мысли подозреваемых. Мне надо, чтоб вы хорошо это понимали прежде, чем мы начнем. Вы понимаете?

— Так точно, — вспомнил я наконец нужные слова.

— Ну садитесь, надевайте, — Щукин махнул рукой, и теперь я заметил в углу кресло, похожее на стоматологическое, а на нем лежал шлем, смахивавший на мотоциклетный. — Ну что стоите? Надевайте. Процедура займет час.

— А что за процедура? — спросил я.

— Вы что, не подписали секретный допуск и не читали материал? — удивился Щукин. — Мы будем перешивать вашу нейросеть. Введем в артерию раствор магнитоконденсата, он безвредный, и направленными импульсами сконденсируем в нужных местах электрошунты. Чтобы вы понимали — компьютер прошьет в вашем мозгу полмиллиона связей новой нейросетки.

Все прошло на удивление легко — я чувствовал только легкое покалывание.

— Ну вот и всё, — сказал Щукин, снимая с меня шлем и разглядывая пестрые графики на своем дисплее. — 97 процентов прошивки, очень хороший результат. Голова не кружится?

— Никак нет, — ответил я. — Немного.

— Пройдет, — уверил Щукин. — В смысле, голова. Нейросеть не пройдет никогда, скоро она включится в работу, привыкайте. Жду вас с завтрашнего дня на тесты.

Вскоре я уже сдавал пластиковую карту в бюро пропусков на первом этаже.

— Можете идти, Геннадий Иванович, — процедил военный.

И в этот раз мне явно почудилось, что он добавил одними губами: «сука ты такая».

Я написал сообщение Генке «все норм» и поехал на работу.

Глава 3. НА РАБОТЕ

В офисе моего опоздания никто не заметил, заметили только новую стрижку, но я лишь загадочно улыбался на вопросы. Прошел к своему месту, включил компьютер и сел разбирать накопившиеся за утро тикеты, пока не началась дневная летучка. Летучка выглядела буднично.

Во главе стола в переговорке сел начальник нашего отдела — молодой харизматичный Марк Константинович. Он задумчиво листал свой айфон, улыбаясь чему-то.

Как обычно, справа от него разместился Осипов — толстый руководитель отдела безопасности, хотя я никогда не понимал, зачем он на дневных летучках.

Инна Васильевна из финансового распахнула папку и бережно, словно пасьянс, раскладывала перед собой листы с таблицами, украшенные в разных местах цветными закладками-липучками. Затем достала пудреницу и принялась оглядывать себя в зеркальце словно попугайчик, поворачиваясь то одним глазом, то другим.

Розовощекий Хомяков бодро стирал с магнитной доски прямоугольники чьей-то прошлой летучки. Хомяков работал уже месяц на испытательном сроке, а на летучки напросился ходить, чтобы войти в курс дела.

Сумская Аннушка сидела с раскрытым ноутбуком, задрав ногу на ногу, и весело всех оглядывала, но при этом ещё что-то набирала в ноутбуке.

Мартемьянов пришел позже всех и сел подальше от Марка Константиновича, сегодня он был как-то особенно взволнован.

И только я чувствовал себя совершенно безмятежно — все страхи и волнения словно испарились, никаких симптомов после дурацкого сидения в шлеме я не чувствовал, даже шея в месте укола не болела. Получалось, я вышел целым из всех дурацких историй, унес ноги из страшного здания на Балаклавке и завтра получу деньги на операцию для Настюши, черт бы ее побрал.