Диалоги с Евгением Евтушенко

Евтушенко: В Корее воевали, а во Вьетнаме не воевали, инструктировали только. Вот на моих глазах случай был. Меня пригласили почитать стихи на женскую антисамолетную батарею вьетнамок. И там был русский инструктор. И когда американцы начали обстрел – с авианосца летели такие маленькие самолеты, шли на бреющем полете и стреляли, – убили их пулеметчицу, которая сидела за небольшим таким орудийцем зенитным. А наш парень-инструктор схватился за это орудие – и его на моих глазах убила вьетнамская девушка! По инструкции! Стала кричать ему: «Это нельзя! Ленсо!» «Ленсо» – это советский. Нельзя стрелять советским! «Низя, низя». И она выполнила приказ. Душераздирающая сцена! А может быть, у них была тайная любовь, а? Хотя нет, это же было запрещено строжайше.

У меня есть стихотворение об этом[80]. Это целая история. Советских людей не приглашали домой. Из-за бедности, в основном, вьетнамцы очень бедно жили, ходили в сандалетах, сделанных из покрышек автомобильных. А вьетнамский писатель один меня пригласил. Он в Сорбонне учился. Я с ним говорил по-испански, по-итальянски, а он по-французски, но мы как-то друг друга понимали. Он меня угощал, у него была трофейная бутылка виски от пленного американского летчика, который спрыгнул с парашютом, и спиртовка. На спиртовке вьетнамский классик готовил каракатицу сушеную, подогревал. А на книжной полке – у него было очень много книг, особенно на французском, – сидел кот, прямо на Бодлере и Верлене лежал. И вдруг этот кот прыгнул оттуда и сорвал кусочек каракатицы с вилки у меня! Такой акробатический прыжок! Потом почувствовал свою вину, замурлыкал, стал тереться о штанину мою, и я взял его на руки. И это было что-то страшное… Потому что я ощутил, что он ничего не весит! Он был как пушиночка, почти совсем ничего не весил! И мне это было страшнее, чем то, к чему я привык уже там… страшнее трупов! Так я почувствовал, что такое война вьетнамская.

И еще был жуткий случай, когда я разрешил своему шоферу-вьетнамцу уклониться немножко от дороги № 1 – он не видел давно свою невесту. И в это время бомбанули, и у него голова покатилась… улыбающаяся… Он невесту увидел уже!.. Понимаете, когда видишь столько страданий человеческих, то любое политическое ханжество и амбиции политические кажутся такими ничтожными, преступными! Потому что столько проблем реальных у человечества! И полуголодание, полуумирание – от голода и от болезней, и эпидемии… Я, кстати, был просто поражен, когда нашел где-то высказывание Эйзенхауэра: когда ты думаешь о новом летящем снаряде, не забывай, сколько денег украдено у твоих налогоплательщиков – вместо того чтобы накормить стольких людей. Я даже не представлял, что он, генерал, мог написать такую вещь…

Волков: Но Эйзенхауэр, как известно, выступал против военно-промышленного комплекса – когда решил, что они слишком много забрали себе влияния.

Евтушенко: Я когда-то был у Роберта Кеннеди и говорил с Робертом Макнамарой, думая, что это его секретарь. Потому что его представили как Secretary McNamara. А он был министром обороны! А не так давно вышел фильм о войне во Вьетнаме, мемуарный фильм с его комментариями, – вы не видели?

Волков: О Макнамаре? Видел, конечно. Его снял мой хороший знакомый – Эррол Моррис[81].

Евтушенко: И некоторые Макнамару упрекали: мол, тогда он был «ястребом». Ничего подобного! Я помню, как он мне тогда сказал – он знал, что я поэт и не использую нигде то, что говорит министр обороны: «Вы, может быть, не представляете, как мне тяжело, как я не сплю ночами. Самое страшное, что войну очень трудно остановить – как огромный прущий локомотив. Это такая инерция образуется гигантская! Начать легко. А вот остановить безумно трудно!» Меня потрясла его откровенность…А однажды я разговаривал с Калашниковым.

Волков: С изобретателем знаменитого автомата нашего?

Евтушенко: Да-да. У меня было, конечно, совершенно другое впечатление о нем. Потому что я никогда не забуду, как я первый раз увидел в Ирландии, уже будучи женатым на Джан Батлер, конфискованные «калаши». Их гора целая лежала! Оказывается, мы продавали их в Ирландию.

Волков: Ими до сих пор торгуют по всему свету. Это, по-моему, излюбленное оружие всех повстанцев и террористов.

Евтушенко: Так вот, я Калашникова спросил при встрече: «А какие вам сны снятся?» И вот что он мне ответил. Это просто абсолютно точно, что он мне сказал, я просто зарифмовал:

«Скажите, а вам сны какие снятся?» —
«Мир на Земле, для шарика всего…
И всюду „калаши“ мои пылятся,
не убивая больше никого…»