Диалоги с шахматным Нострадамусом

Вторую партию мы сыграли в Лон-Пайне в 1981 году. На этот раз белые были у Решевского. Он избрал вариант Петросяна в новоиндийской защите, но разыграл его недостаточно активно, и я был полон оптимизма — до тех пор, пока позиция моего короля мне перестала нравиться, и я предложил ничью, на которую он тут же согласился.

Мы иногда гуляли вместе, и Сэмми, имея склонность к длинным монологам, обычно держал речь. Он говорил на нескольких языках, но самым сильным был, конечно, английский: Решевский приехал в Соединенные Штаты ребенком и прожил там всю жизнь. Общаясь с шахматистами из разных стран, он закрывал глаза на их ошибки в языке, но однажды не нашелся, что ответить, когда молодой Корчной, не владевший еще тонкостями английского, спросил у него, когда к их столику в ресторане подошел официант: «Did you elect already?[ 8 ]

Там, в Лон-Пайне, я почтительно слушал его, только время от времени задавая вопросы, на которые он с удовольствием давал очень обстоятельные ответы. Однажды он прочел целую лекцию о пользе вегетарианства и различного рода витаминов и пищевых добавок. Одна из двух дочерей Сэмми была врачом-диетологом, и пару раз он ссылался на нее; сам он принимал и эти витамины, и эти добавки регулярно, впрочем, как и многие американцы.

Во время партии, посвистывая и причмокивая, он постоянно сосал какие-то леденцы, живо напомнив мне одного из моих первых партнеров — старичка, с которым я частенько играл на скамейках Таврического сада летом 1955 года.

Было известно, что Решевский нередко предлагал разойтись миром, причем, как правило, в худшей для себя позиции, и Найдорф шутил, что если Решевский предлагает ничью, значит, надо поискать, нет ли возможности объявить ему мат в два хода.

У молодых американских шахматистов бытовало мнение, что, играя с Решевским, всегда нужно держать ухо востро. Так, однажды он предложил ничью Джону Федоровичу, а когда тот после длительного раздумья согласился, Решевский не мог вспомнить о своем предложении, и партия продолжалась. Разгневанный Федорович в конце концов выиграл, но после того как часы были остановлены и судья подошел к столику, чтобы оформить бланки, Решевский вдруг... вспомнил! «Ты ведь был согласен тогда на ничью», — заявил он сопернику и успокоился, только когда судья турнира Исаак Кэжден сказал ему: «Sorry, Сэмми, партия уже кончена».

Арнольд Денкер вспоминал о более раннем случае, когда в сильном обоюдном цейтноте у Решевского упал флажок, а стоявший рядом судья, взяв часы в руки, повернул их циферблатами к себе и, получив зеркальное отображение, зафиксировал просрочку времени Денкеру. И сколько тот ни уверял судью: «Да нет же, флаг упал у моего соперника», — судья был неумолим, а Сэмми молчал как рыба, заметив только, что решение судьи оспаривать не полагается.

На одном из турниров в Югославии Решевский предложил ничью гроссмейстеру Велимировичу. Тот отказался. Через час Сэмми повторил предложение, на этот раз в другой форме: «Вы играете на выигрыш?» Велими-рович, очень плохо говорящий по-английски и к тому же тугой на ухо, решил, что Решевский снова предлагает ничью, и отрицательно покачал головой: «No, по...», — в ответ на что Сэмми остановил часы и, улыбнувшись, протянул сопернику руку. Велимирович руки не пожал, вновь со стуком пустил часы Решевского и закричал на весь зал: «No, no, по! No English, по remi!»

После этого Сэмми уже спрашивал у своих соперников до игры, какими языками они владеют. Этот вопрос он задал и Борису Гулько на

3 Диалоги с шахматным Нострадамусом

турнире в Вильнюсе в 1978 году и, получив ответ: «Немецким», воспользовался этим сообщением, чтобы трижды предложить ему во время партии: «Remi?»

После войны Решевский несколько раз бывал в Советском Союзе, в первый раз на матче СССР - США в 1946 году. Самолет с американской командой по пути в Москву приземлился в Ленинграде. Мой коллега по Дворцу пионеров, мастер по шашкам Лев Моисеевич Рамм работал тогда в городском спорткомитете и вспоминал четверть века спустя, что получил строжайшее указание из Москвы задержать гостей на несколько дней: возникли какие-то проблемы с организацией матча. Проходит день-другой. Эрмитаж, Петергоф, обычная экскурсионная программа. Наконец американцы начали беспокоиться: «На исходе второго дня подходит ко мне Решевский, спрашивает (мы говорили с ним на идише): «Почему мы не летим в Москву?» Я ему объясняю, как и предписано: «У нас трудности с самолетами, надо потерпеть еще пару дней», — словом, отвечаю, как учили. Он подошел к другим членам американской команды, те о чем-то посовещались между собой, потом Решевский вернулся ко мне и говорит: «Если у вас трудности с самолетами, то мы можем купить самолет», — и мне стоило больших трудов объяснить ему, что у нас в стране это невозможно».