Диалоги с шахматным Нострадамусом

Рассказы, которые я перевел с голландского, написаны Доннером в период 1958—1983 годов. В некоторых из них я выпустил фразы, связанные со специфическими местными проблемами, в других — имена людей, которые ничего не скажут не только российскому читателю, но и молодым голландцам.

Название книги — «Диалоги с шахматным Нострадамусом», думаю, понравилось бы Доннеру, и не только потому, что он сам любил играть роль прорицателя: в звуках этого имени есть что-то и от города, в котором он прожил почти всю жизнь и который уже более трех веков является символом того, что было для Доннера самой большой ценностью в жизни, — свободы.

В своих пророчествах Нострадамус просил прощения за то, что порой говорит неясно и туманно, потому что иначе «кое-что пришлось бы не всем по сердцу». В своих рассказах и зарисовках Доннер давал характеристики, невзирая на лица, и в отличие от предсказателя, жившего четыре с половиной века тому назад, меньше всего был озабочен вопросом, что подумают о нем самом. Он имел смелость писать то, что чувствовал, и, заставляя читателя взглянуть на события и людей своими собственными глазами, умел уверить того, что так всё и есть на самом деле.

Известно, что все люди неосознанно стараются представить окружающим свой максимально положительный образ. У Доннера этого не было и в помине. Скорее наоборот, относясь к себе с изрядной долей иронии, он не щадил себя и выставлял напоказ свои действительные или придуманные слабости, не идя на поводу у общепринятых суждений. Он не давал устрашить себя общественным мнением - в Советском Союзе подобное позволяли себе лишь одиночки, но и на Западе людей такой породы надо было еще поискать.

Читатель не найдет в этой книге рассказа обо мне самом, но, когда я перечел написанное, то понял, что независимо от авторской воли речь здесь идет и о человеке, роль которого я обычно исполняю в Амстердаме.

Жизнь шахматиста, наполненная победами и поражениями, радостями и разочарованиями, похожа на китайский соус, где кислое и сладкое, перемешиваясь, создают полный вкус. Но это может быть сказано и по поводу любой человеческой жизни.

Помня об этом, автор старался быть интересным не только для шахматистов, но и для тех, кто едва знает ходы шахматных фигур, и надеется, что читателям, которым нравятся книги такого рода, эта книга понравится тоже.

Амстердам, январь 2006

Хейн

Весна 1943 года. Голландия. Идет война, но она совсем не чувствуется в маленькой гостинице провинциального Винтерсвейка. В этой гостинице - семья Макса Эйве, приехавшая из Амстердама. Бывший чемпион мира соглашается сыграть партию с невероятно худым подростком из Гаага, только полтора года назад научившимся играть в шахматы. После обеда в задней комнате гостиницы расставляются фигуры, соперники бросают жребий, как водится, зажав белую и черную пешки в кулаке, и партия начинается. Юноше достаются белые, и он открывает игру так, как будет всю жизнь начинать шахматную партию, — ходом ферзевой пешки. Текст партии сохранился: славянская защита, вариант, регулярно встречавшийся в матчах на мировое первенство между Алехиным и Эйве. Юноша оказал упорное сопротивление и капитулировал только на сороковом ходу в глубоком эндшпиле. Было ясно, что за полтора года он добился удивительного прогресса, и слова Эйве после окончания партии, сказанные его отцу: «У вашего сына очевидный шахматный талант», — не были просто данью вежливости. Мальчика звали Хейн Доннер.

Йоханнес Хендрикус Доннер родился 6 июля 1927 года в Гааге. Когда он был маленьким, в семье все звали его Хейни, когда стал старше - Хейн. Он очень сердился, когда его называли иначе. «Запомните, - говорил он всегда, - мое имя Доннер, для моих немногих друзей - Хейн, меня никогда не звали ни Ян, ни Ян Хейн, и я не хочу, чтобы меня кто-нибудь так называл».

Семья Доннеров была очень религиозной, протестантской, и регулярные посещения церкви были нормой. Да и сама жизнь в семье была очень строгой. Отец — министр юстиции, после войны президент Высшего совета Королевства Нидерландов, очень известный в стране человек — был членом Общества трезвости, и алкоголь был абсолютным табу в доме Доннеров в Гааге.

Когда Хейну было восемь лет, он, войдя в гостиную, объявил отцу: «Люди произошли от обезьяны, а не от Адама и Евы. Это просто невозможно». Отец очень рассердился. Он не предполагал тогда, что это заявление явится только прелюдией к трудностям в отношениях с младшим сыном, непониманию друг друга, длительным дискуссиям, которые будут продолжаться у них всю жизнь.