Диалоги с Владимиром Спиваковым

Эти цветаевские строки я бы поставил эпиграфом к Девятой симфонии Шостаковича. В этой музыке нет помпезности и генералиссимуса на белом коне. Слушая ее, понимаешь, какой невероятно кровавой ценой досталась нам победа, в этих звуках – горечь, боль, плен, фашистские концлагеря, а для тех, кому удалось пройти через этот кошмар и выжить, на родине были уготованы лагеря «родные», сталинские. В этой симфонии звучало то, о чем нельзя было сказать тогда словами…

Мстислав Ростропович. «А теперь пошли меня на …!»

Волков: Среди самых известных исполнителей музыки Шостаковича – Мстислав Леопольдович Ростропович со своей женой, примадонной и дивой Галиной Павловной Вишневской. Они входят в число самых ярких артистических личностей нашего времени. Как вас свела судьба?

СПИВАКОВ: Когда я был студентом Московской консерватории, Мстислав Ростропович преподавал у нас в девятнадцатом классе.

ВОЛКОВ: Знаменитый девятнадцатый класс Ростроповича, попасть в который мечтали даже не играющие на виолончели! Сам факт его появления в консерватории становился событием. По коридорам неслось: Ростропович приехал, Ростропович приехал! И он появлялся в окружении целой свиты и все тянулись за ним.

СПИВАКОВ: К тому же у него тогда еще училась гениальная виолончелистка Жаклин Дюпре, англичанка французского происхождения. Это был незаурядный, фантастический талант. Она была очень высокого роста, с большими крепкими зубами. Когда она заходила в класс, возникало ощущение, что солнце огромное вкатилось. Ростропович почти никогда не брал в ее присутствии в руки виолончель; он играл ей на рояле – и прекрасно играл.

Мстислав Леопольдович был, конечно, гениальный музыкант. Он частенько любил напомнить, что родился позже положенных девяти месяцев. И на его детские расспросы, почему: «Чтобы я был очень высоким, очень красивым?» – мама отвечала: «Просто я хотела, чтобы у тебя были очень длинные пальцы». А на его шутливый вопрос, адресованный матери: «Почему за почти десять месяцев ты не родила меня красавцем?» – та отвечала: «Я трудилась над твоими руками».

ВОЛКОВ: Ну, это одна из хохм Ростроповича, которые у него были припасены на все случаи жизни.

СПИВАКОВ: Да! Это всегда был великий театр одного актера. Мало кому удавалось объяснить предмет так образно, как умел Ростропович. Он был выдающимся дирижером. Он стал бы и блестящим политическим деятелем, двинься он в политику.

ВОЛКОВ: Он был и гениальным шоуменом. Ростропович неизменно появлялся там, где происходили какие-то грандиозные политические события. Чего стоило исполнение сюиты Баха на руинах Берлинской стены, когда туда были устремлены телевизионные камеры всего мира! А этот замечательный исторический эпизод, когда Ростроповича пригласили на так называемый конгресс соотечественников в Москву. Он колебался, стоит ли ему ехать на этот конгресс, – и тут август 1991-го! И он летит в Москву и появляется среди защитников Белого дома – помнишь знаменитую фотографию, когда он держит автомат прикорнувшего солдатика? В октябре 1993 года, в разгар очередного политического противостояния, приковавшего внимание мира к событиям в Москве, он снова был в эпицентре, выступая на стороне Президента России Бориса Ельцина. Он понимал, что подвергает свою жизнь опасности, и планировал эти марш-броски втайне от жены, получая постфактум по телефону порцию отборного русского языка из уст Галины Павловны, которая знала толк в тонкостях устной речи!..

Завистники говорили, что Ростропович все это делает для самопрославления, для пиара. Конечно, во всем этом были элементы шоу. Но если человек чутьем, интуицией выбирает вот такие переломные моменты в истории, и принимает все риски, и показывает миру, на чьей он стороне, – то это многого стоит!

Вообще, по моему определению, гений – это человек, который принимает наиболее правильные решения в наиболее короткие сроки. Быстро и верно. Мозг у гения работает как мощнейший компьютер. И конечно, Ростропович таким компьютером обладал. Но, с другой стороны, он привносил в политические баталии элемент лицедейства, шоуменства. Что ты об этом скажешь?

СПИВАКОВ: Во-первых, у нас в России и у вас в Америке немножко разные представления о том, что есть шоумен. Баланчин, например, любил, когда его называли шоуменом.

ВОЛКОВ: Да-да, он всегда это, наоборот, подчеркивал. Его спрашивали: что вы сейчас создаете, а он отвечал: создает Господь Бог, а мы только повара, которые готовят для публики по возможности вкусные блюда.

СПИВАКОВ: Но в России слово «шоумен» девальвировалось из-за массовой поп-культуры. Как будто нельзя быть одновременно и шоуменом, и миссионером высокой культуры! Ростропович как раз и был таким человеком, которые соединял в себе две ипостаси – шоумена и миссионера.

ВОЛКОВ: А как складывались ваши отношения?