Павиц знал это давно, но молчал из ревности к финансисту.
- Этот предатель! - тотчас же воскликнул он. - Этот двойной предатель! Он отрекался от нас каждый раз, как наше счастье колебалось. Ваша светлость, помните, как он громко отрекся от вас тогда, когда...
- Когда закололи крестьянина, - докончила герцогиня.
Он задыхался.
- Кто первый покинул нас после поражения? Рущук! Он тотчас же бессовестно предложил свои услуги Кобургам. Я не понимаю, как можно жить без совести: я христианин...
Пизелли засвидетельствовал это.
- Конечно, вы христианин.
- Теперь его называют Мессией, спасителем погибавшей династии. Он на пути к тому, чтобы стать министром финансов!
Все больное честолюбие трибуна взвизгнуло в этом слове.
- И в этот самый момент он дерзает на вторую измену! Он предлагает нам деньги! Он предает нам тех, кому только что предал нас!
- Мы платим ему проценты, - успокаивающе сказала Бла. - Это извиняет его.
- Необыкновенно выдающийся человек! - повторил Тамбурини. Павиц окончательно вышел из себя.
- Вы находите его выдающимся, этого вероломного, продажного человека, вы, монсеньер, служитель истины?
Тамбурини, спокойный и сильный, пожал плечами.
- В политике нет истины, есть только удача.
Павиц, неудачник, опустил голову. Он жаждал друзей, в которых бродило бы то же подавленное желание мести по отношению к счастливцам, как в нем самом. По со всех сторон он встречал холодные взгляды. Герцогиня заявила:
- Вы должны все-таки признать, доктор, что мой придворный жид умен. Он устраивается так, чтобы Сыть министром во всяком случае. Если, против ожидания, с Кобургами дело кончится плохо, тогда он будет моим министром. Да, я склонна думать, что доставлю ему это удовольствие.
- Ваша светлость могли бы это сделать?
- Он ежедневно доказывает мне свои таланты... Не говоря уже о том, что я нахожу его необыкновенно смешным.
- Смешным! Да, да, смешным!
Павиц громко расхохотался. Он сделал усилие над собой и сел, со спокойствием, в котором еще чувствовалось что-то лихорадочное.
- Вы относитесь к нему, как к комической личности. Вы не знаете, как далеко ушел он в этом направлении. Недавно он получил орден королевского дома.
- В чем же здесь комизм? - с удивлением спросил Тамбурини.
- Подождите.
Павиц возбужденно хихикнул.
- В заслугах, вызвавших это отличие. Этим орденом он обязан своим глупостям, которые виноваты в крушении нашей революции. Вы все помните арендаторские беспорядки. Рущук был настолько глуп, что вздумал уничтожить нашу многолетнюю арендную систему. Вы знаете также историю с актером, которого он упрятал в дом умалишенных. С тех пор, как все эти глупости доставили ему орден, он говорит о них, как об интригах. Он совершенно серьезно считает себя коварным интриганом и неимоверно вырос в своих глазах.
- И в моих, - улыбаясь, сказала герцогиня. Все тоже улыбнулись. Павиц сдавил руками бока, невыразимо облегченный. Рущук был счастлив, этого изменить было нельзя. Но он был также смешон, и это поправляло многое. Бла заметила:
- И он воздвигает перед собой стену из торговцев скотом, ростовщиков и сапожников. Сквозь лабиринт таинственных, не особенно чистых рук его деньги невидимо и бесшумно просачиваются все дальше, пока...
- Пока, наконец, не доходят до нас, - с видимым удовольствием докончил Пизелли.
- Официальная особа! Ведет тайную игру и боится скомпрометировать себя, - прошептала про себя герцогиня, смакуя факт во всем его объеме.
- Чего только не может выйти из придворного жида!
"Больше, чем из тебя, бедняжка", - подумал монсиньор Тамбурини, глядя на нее сверху вниз.
* * *
Чаще других в белом домике на Монте Челио показывалась Бла. Она без доклада входила к герцогине в висячий виноградник, где краснели виноградные листья. Молодые женщины были обе одеты в белое, черные косы герцогини Асси спускались на затылке на вышитый фиалками воротник, пепельно-белокурые ее подруги - на воротник из роз. Не касаясь друг друга, ходили они взад и вперед в тени вьющейся крыши, сквозь которую сияли синевой маленькие, в форме листа, кусочки неба. В конце галлереи, у колонн, они иногда останавливались и, склонив друг к другу стройные плечи, заглядывали в щели соблазнительно-красной завесы, сотканной лозами. Бла видела внизу, в саду, какой-нибудь куст или даже только одну из его почек, на которой в это мгновение сидела бабочка. Взгляд герцогини тотчас же находил вдали форум, он погружался в его своды и поднимался вдоль его колонн без трепета и головокружения. Она посылала вдаль свою грезу, свой сон о свободе и земном счастье. Завернувшись в тогу, торжественный и немой двигался он меж тех пустых цоколей, по поросшим мхом плитам, на которых он - она чувствовала это - жил прежде, чем они потрескались и ушли в землю.